Полковник лейб-гвардии Егерского полка, бывший адъютант Багратиона – Александр Павлович Офросимов – по словам современников был большим оригиналом. Речь этого забавного чудака пестрила русскими народными прибаутками, пословицами и загадками. Сам о себе он говорил так: «Я человек безчасный, человек безвинный, но не бездушный».

У него удивлённо спрашивали: «А почему так?»

И Александр Павлович отвечал: «Потому что часов не ношу, вина не пью, но духи употребляю».

Тема сегодняшнего выпуска – отечественные исторические заметки:

- Царь Александр I и прачка. Случай на набережной Невы
- Бери выше! Император Александр I и волостной голова
- Чрезвычайно острое зрение сибирского генерал-губернатора Ивана Пестеля
- Кто самый близкий человек к государю?
- Что за статистика? Отродясь такого безобразия в моём уезде не водилось!
- Как хитрые студенты сдавали зачёт рассеянному профессору Жуковскому

Выдающийся русский учёный-механик, основоположник гидро- и аэродинамики, заслуженный профессор Московского университета, заслуженный профессор Императорского Московского технического училища, член-корреспондент Императорской Академии наук и отец русской авиации Николай Егорович Жуковский был очень рассеянным человеком.

Например, он запросто мог студентам второго курса прочесть лекцию для третьекурсников. Несчастные студиозусы – они и свои-то темы не совсем понимали, а тут на курс выше! Вообще ничего не понятно! Но зато Николай Егорович брал студентов другим – невероятной энергией, увлечённостью и добротой. Профессор редко ставил неудовлетворительные оценки и часто помогал на экзаменах. За это его очень любили студенты.

Интересный случай произошёл в Московской практической академии коммерческих наук, в которой Николай Жуковский преподавал теоретическую механику. Этот предмет считался самым трудным у детей финансистов, купцов и фабрикантов. Они пришли в коммерческую академию изучать коммерцию, а тут какая-то заумная теоретическая механика. Вот как сдавать зачёты по предмету, в котором ни в зуб ногой? Хитрые студенты придумали КАК это сделать – они, шельмецы этакие, воспользовались рассеянностью и благодушием своего преподавателя. Николай Егорович имел странную привычку: во время приёма экзамена он смотрел не на лицо, а на ноги отвечающего.

В начале XIX столетия некое провинциальное губернское правление при сборе статистических сведений обратилось в один местный уезд с требованием предоставить таковые.

Исправник, то бишь глава уездной полиции, когда узнал, что от него требуют какую-то статистику, крепко призадумался. Что это такое – он не знал. Да и спросить было не у кого. Его окружали такие же простые, как и он, не очень сведущие в новомодных премудростях люди. Ишь-ты, понапридумывают в столице да в губернии новых словечек, а тут на местах голову ломай. Вот что такое эта статистика? Наверняка ведь какое-то возмутительное безобразие.
А может быть это особо злонамеренное преступление? Или изощрённое воровство? Или, не приведи господь, бунт!?

Исправник подумал-подумал, и состряпал следующий ответ: «В течение двух последних лет, то есть с самого времени назначения моего на занимаемое мною место, ни о каких статистических происшествиях, благодаря Бога, в моём уезде не слышно. А если таковые слухи до начальства дошли, то единственно по недоброжелательству моих завистников и врагов, которые хотят мне повредить в глазах начальства, и я нижайше прошу защитить меня от подобной статистической напраслины»…

Представляете, какой смех стоял в губернском правлении после прочтения этих строк?

В 1822 году президент российской Академии художеств Алексей Николаевич Оленин предложил в почётные члены Академии Алексея Андреевича Аракчеева, известного государственного и военного деятеля, могущественного сановника при царском дворе и весьма неоднозначного человека. Аракчеев был большой любитель полицейского деспотизма, казарменной муштры и строевого фрунта. Также он прославился как инициатор создания пресловутых военных поселений. К искусству и художествам этот всемогущий вельможа имел отношение только тогда, когда английский художник Джордж Доу писал его портрет.

Вице-президент Академии художеств Александр Фёдорович Лабзин спросил у своего начальника: а в чём, собственно говоря, состоят заслуги графа Аракчеева в отношении к искусствам и почему его должны принимать в почётные члены Академии художеств? На это президент Академии Оленин ответил, что Аракчеев – самый близкий человек к государю.

После чего Александр Лабзин выдал мудрую и остроумную фразу: «Если эта причина достаточна, то я предлагаю в академики кучера Илью Байкова – он не только близок к государю, но и сидит перед ним».

Кстати, из-за этой колкой фразы Александр Фёдорович Лабзин был отправлен в отставку и выслан из столицы в Симбирскую губернию.

Крупный российский чиновник конца XVIII – начала XIX веков Иван Борисович Пестель (отец знаменитого декабриста) долгое время был генерал-губернатором Сибири. Но! Двенадцать лет этого правления он жил вне управляемого им огромного сибирского края – в Санкт-Петербурге. Столь комфортный способ дистанционного руководства применялся Пестелем для того, чтобы его не подсидели при царском дворе. Это обстоятельство служило постоянным поводом для едких насмешек современников.

Видный государственный деятель той поры Михаил Сперанский упрекал Пестеля во взяточничестве и называл его самой «пустой головой, какую когда-либо знал».

Публицист Александр Герцен в своей книге «Былое и думы» деятельность Пестеля описывал следующими словами: «Генерал-губернатор Сибири Иван Борисович Пестель завёл открытый, систематический грабёж во всём крае, отрезанном его лазутчиками от России. Не одно письмо не переходило границы нераспечатанным. И горе человеку, который осмелился бы написать что-нибудь о пестелевских способах управления. Пестель даже купцов первой гильдии держал по году в тюрьме, в цепях, а то и пытал. При этом сам Пестель почти всегда жил в Петербурге, где своим присутствием и связями, а больше всего дележом добычи предупреждал любые неприятные слухи».

А поэт и историк Пётр Вяземский оставил для потомков вот какой анекдот. Однажды император Александр I, стоя у окна Зимнего дворца с Иваном Пестелем и Фёдором Ростопчиным, спросил: – Что это там на церкви, на кресте чёрное?

Остроумец Фёдор Васильевич Ростопчин ответил: – Я не могу разглядеть, Ваше Величество. Это надобно спросить у Ивана Борисовича, у него чудесные глаза: он видит отсюда даже то, что делается в Сибири.

Однажды, путешествуя по Малороссии, Александр Павлович в жаркий южный полдень проезжал какое-то село и, устав от зноя, решил немного посидеть в тенёчке. А именно в волостном правлении. Там никого не было кроме дремлющего сторожа, но местный волостной голова узнал о том, что кто-то без его ведома зашёл в его правление, поэтому поспешил туда. В то время по округе носились слухи о возможном проезде императора, и волостной голова решил узнать у заезжего гостя, не слышал ли тот чего о поездке государя.

Зашёл голова в хату, увидел там какого-то офицера в запыленном сюртуке, решил, что это не слишком важная птица и стал чваниться, надуваясь от собственной важности и задирая нос:
– А какое дело пану требуется до нас?
Фигура тамошнего правителя была весьма потешная, император улыбнулся и завёл разговор:
– А ты кто такой, вероятно, десятский?
У волостного головы нос чуть приподнялся: – Бери выше!
Царь продолжил расспрос: – Кто ж ты тогда, сотский?
Нос ещё приподнялся: – Бери выше!
Александр сделал удивлённое лицо и, едва сдерживая смех, спросил: – Может ты писарь?
Нос у волостного головы задрался чуть ли не к потолку: – Бери выше!
Император уже чуть не давился от смеху, но с большим почтением поинтересовался: – Неужели сам голова?!
Местный властитель милостиво улыбнулся, многозначительно хмыкнул и важно произнёс: – А можэ будэ и так... А потом с вершины своего великолепия решил осведомиться: – А ты, панэ, хто такой, поручик?

Этот исторический анекдот в 1880 году опубликовал в петербургском журнале «Исторический вестник» выдающийся писатель Николай Семёнович Лесков. Рассказ о любопытном случае на берегах Невы автор знаменитого «Левши» написал со слов своего отца – Семёна Дмитриевича, который был следователем и некоторое время служил в Санкт-Петербурге.

Однажды друг его отца, некто Волконский (что интересно – не князь) шёл со своим товарищем по фамилии Беллавин по одной из набережных столицы. Дело было зимою, в сумерки, в гололёд и при небольшой снежной замети. Шли приятели, беседовали между собою и вдруг увидели, как у портомойни какая-то баба-прачка тащила на взвоз салазки с вымытым, мокрым бельём.

Небольшое уточнение: устаревшее слово «портомойня» – это место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания портов, штанов то есть, а также прочей одежды и белья. А ещё одно старинное слово «взвоз» в данном случае – это подъём, иногда с бревенчатым пандусом, ведущий от реки к набережной.

И вот этот взвоз стал для бедной прачки непреодолимым препятствием – по нему водовозы таскали кадки с водою, которая плескалась и до того ровно облила весь подъём, что он обледенел, осклиз и подняться по нему было чрезвычайно трудно, особенно с тяжестью. Бельё, разумеется, было тяжёлым и как только прачка довезла его до взвоза, то для случайных прохожих началось смешное зрелище, а для неё сплошная мука. Баба со своими санками, в обледеневших сапогах, карабкалась-карабкалась по склону, но едва достигнув его половины, поскальзывалась и съезжала вниз. Салазки с тяжёлым бельём тянули её назад, и она всякий раз падала и потешно скатывалась к реке на четвереньках. Долго «каталась» бедная баба со своим грузом по наледи туда-сюда безо всяких шансов подняться наверх...

Вам нравится рассматривать старинные фотографии так же, как и мне? Для всех, кто любит это делать, предназначается сия заметка.

Во время работы над предыдущей историей о французской «Девушке с багетом», я сначала огорчился, а потом воспрял духом. Расстроился от того, что выяснил – американский фотограф Брэнсон Деку не мог снять замечательное уличное фото в Париже 1945 года по одной простой причине – он умер в 1941-м в американском Нью-Джерси.

Но зато я возрадовался от того, что открыл для себя творчество волшебника цветных слайдов Брэнсона Деку. Его интересные фотографии попадались мне и раньше, но как-то разрозненно и без отложения в памяти. Увидел, удивился и через несколько минут забыл имя автора. Вы, вероятно, тоже встречали его работы, сделанные в Советском Союзе в 30-е годы прошлого столетия. Американец Брэнсон Деку несколько раз приезжал в нашу страну и посетил Москву, Ленинград, Ленинградскую область, Одессу и Крым. 

Как-то раз на одном интернет-ресурсе, посвящённом ретро-фотографиям, мне попалась интересная подборка очень аппетитных снимков. Рассматривая кадры уличной жизни французских городов середины прошлого века, мне ужасно захотелось прервать просмотр, выйти из дому и пойти в булочную. Настолько были вкусны и душевны увиденные фотографии. Еле сдержался. И приступил к написанию этой заметки.

В самом начале самого новогоднего фильма нашей страны «Ирония судьбы, или с лёгким паром!» мы узнаём, что главный герой Жена Лукашин и его невеста Галя были приглашены праздновать Новый год к неким Катанянам, но потом решили встречать праздник вдвоём. Помните Женину фразу: «А как же Катаняны?». На что Галя категорически ответила: «Обойдутся!».

Если предположить (чисто гипотетически), что влюблённая парочка отправилась бы к тем самым Катанянам, то альтернативный сценарий фильма мог бы получиться не менее увлекательным. В гостях у Катанянов Женя и Галя узнали бы много интересного из жизни знаменитых людей. Например, о Софи Лорен, Иве Сен-Лоране, Любови Орловой, Фаине Раневской, Мироновой и Менакере, Майе Плисецкой, Нонне Мордюковой, Иннокентии Смоктуновском, Рине Зелёной, Анне Ахматовой, а также о Владимире Маяковском и Лиле Брик.