История вторая

Московский академический Малый театр. На сцене блещет великая актриса Мария Ермолова. По ходу пьесы за кулисами звучит выстрел это - застрелился муж героини. На сцену вбегает актёр Александр Южин. Ермолова в страшном волнении обращается к нему: 

- Кто стрелял?

Южин, не переведя дыхания, вместо "Ваш муж!" выпаливает:  - Вах мух!… Ермолова повторяет в ужасе:  - Мох мух?...  и падает без чувств.

Третья история

Сцена того же Малого театра. На ней шёл спектакль с участием двух корифеев: Михаила Царёва и Александры Яблочкиной. Оба великих актёра были уже в преклонном возрасте. Диалог между ними должен был звучать так:

Яблочкина: – Кашу маслом не испортишь.

И ответ Царёва: – Смотря каким маслом...

Но у стариков получилось так:

Яблочкина: – Машу каслом не испортишь.

Ответ Царёва не заставил себя ждать, он ответил с ходу:

- Смотря каким каслом...

Зрители упали под сиденья. А вот артисты даже не поняли – что они сморозили. Что поделаешь, возраст... А актёры они были, действительно, величайшие.

Четвёртая история о театральных ляпах тоже связана с именем замечательной русской актрисы Александры Александровны Яблочкиной.

Однажды, в конце тридцатых годов прошлого века артисты Малого театра встречались с трудящимися Москвы. Дали слово Яблочкиной. Знаменитая актриса, народная артистка Советского Союза, театральный педагог и видный общественный деятель с пафосом стала вещать:

- Тяжела была доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками. Hа бенефис бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и брильянты. Бывало так, что на содержание брали графы разные, князья...

Сидящая рядом, тоже великая «старуха», Евдокия Турчанинова дернула Яблочкину за подол:  - Шурочка, что ты несешь!?

И та быстро спохватилась: - … Актрис на содержание брали графы разные, князья, и рабочие, и крестьяне!

История пятая

До Октябрьской революции в петербургском Александринском театре играл знаменитый актёр Василий Пантелеймонович Далматов. Кстати, он родился в балканской Далмации и был по национальности сербом. Ну, наверное, сербу простителен следующий словесный ляп. Однажды, во время спектакля Далматов совершенно запутался в словах своей роли. Вместо фразы "Подай перо и чернила" он сказал:

- Подай перна и черна…, тьфу…, чернила и пернила…, о господи…, черно и перно... . Да дайте же мне, наконец, то, чем пишут!

Гомерический смех в зрительном зале заглушил последнюю реплику актёра.

Шестая история о театральных ляпах

В 1967 году на сцене московского театра «Современник» ставилась пьеса драматурга Михаила Шатрова (настоящая фамилия у которого была Маршак) под названием «Большевики». Она была посвящена очень круглой дате – 50-летнему юбилею Великой Октябрьской Революции.

Действие пьесы  разворачивалось во время заседания Совнаркома в день, когда было совершено вооружённое покушение на Ленина. По ходу пьесы народные комиссары должны решить – быть или не быть «красному террору». Это была очень пафосная постановка! Были случаи, когда в конце спектакля зрительный зал вставал и дружно пел «Интернационал». Так что, сами понимаете, «Большевики» – вещь серьёзная и к шуткам не допустимая. Но однажды, во время этого спектакля произошёл большой конфуз, за который в те годы могли очень сурово наказать.

Актёр Евгений Евстигнеев вышел от только что раненного Ленина в зал, где заседали большевистские комиссары, и вместо фразы: "У Ленина лоб жёлтый, восковой..." сообщил:  - У Ленина... жоп жёлтый!...

После этого спектакль надолго остановился. Потому что легендарные народные комиссары расползлись за кулисы и от судорожного смеха не могли возвращаться на сцену.

История о ляпах на театральных подмостках под номером семь

Однажды великий армянский актёр Ваграм Папазян приехал в небольшой  провинциальный театр – играть Отелло. Выдали ему там в качестве Дездемоны молоденькую дебютанку. Неопытная актриса, естественно, жутко волновалась, голос её дрожал, но зритель этого не замечал. Потому как Дездемона по сценарию должна дрожать и волноваться.

И вот пьеса подошла к жестокой сцене её убиения-удушения. На сцене стояла такая вся из себя целомудренная кровать под балдахином.

Но смущённая и трепетная дебютантка легла за этим балдахином ногами не в ту сторону. Перепутала от нервов.

Подошёл свирепый мавр к кровати, откинул балдахин – а там торчат Дездемоньи ноги. Торчат и трепещут от страха. Призадумался Отелло, глядя на них, величественно закрыл полог балдахина и двинулся к другому концу кровати – там точно должна быть шея, которую надо душить. В этот момент несчастная Дездемона сообразила, что лежит не в том направлении, и быстренько перелегла.

Открыл Отелло балдахин с другой стороны, а там... ОПЯТЬ НОГИ!

После этого продолжать печальную трагедию было уже невозможно.

И завершающая, восьмая история

О неожиданном новаторском ходе. Эту историю рассказал оперный тенор, актёр театра, кино и эстрады Вячеслав Войнаровский.

В одном театре давали оперу "Евгений Онегин". Приближалась сцена дуэли. Помощник режиссёра вдруг обнаружил, что за кулисами нет техника-шумовика, который должен был озвучить бутафорский выстрел дуэльного пистолета. Куда он пропал – неизвестно! То ли покурить вышел, то ли  у него живот прихватило... А выстрел-то уже на подходе, звучали последние слова арии! Помреж понял, что бутафоров уже не дозовёшься, и нашёл выход.

У стены стояла какая-то палка, весьма похожая на черенок от лопаты. Помреж схватил её и решил ударить по лакированному столику, стоящему в кулисах. По его прикидкам звук должен был получиться мощным, хлёстким, близко похожим на выстрел. Важно было не прозевать нужный момент – жахнуть одновременно с артистом на сцене. Поэтому всё внимание помрежа было приковано к Онегину. Тот поднял свой старинный пистолет, нажал на курок и помреж со всей дури ударил черенком по ни в чём не повинному столику...

Помреж не заметил одного: рядом со столиком висела штора, а за той шторой стоял и внимал высокому искусству рабочий сцены, который в  задумчивости упёрся рукой в тот самый столик... Бутафорский выстрел пришелся точно по ладони простого труженика театра...

А теперь давайте мысленно перенесёмся в зрительный зал. На сцене – дуэль. Из оркестровой ямы звучит печальная и тревожная музыка. Её напряжение всё возрастает! Онегин поднимает руку с пистолетом… и тут вместо выстрела звучит глухой удар, вслед за которым раздаётся семиэтажный мат… Сражённый не пулей, а русским матом, Ленский упал на сцену под звуки очень необычного, ядрёного такого, витиеватого аккомпанемента. 

Что самое удивительное в этой истории - публика не возмущалась и даже не обиделась! Она решила, что это такой свежий новаторский режиссёрский ход...