Колонка редактора
Впервые в жизни моё старинное благородное английское имя, данное мамой, и не менее старинная смешная казачья фамилия, подаренная отцом – Эдуард Щербина – попали в СМИ в далёком 1987 году. Газета называлась «На страже Заполярья» и выходила в Североморске для моряков Северного Флота. Сами моряки стебались - именовали это издание «На страже Захолустья».
Сейчас я расскажу, как моё имя прогремело на всё Заполярье, которое лично у меня язык не поворачивается называть захолустьем. О том, что после выхода в свет сенсационной статьи (от которой кровь стыла в жилах) меня стали узнавать на улицах Мурманска, знакомые мужчины одобрительно хлопали по плечу, а незнакомые девушки покрывались румянцем и многозначительно подмигивали – вот об этом я врать не буду. Чего не было – того не было. Потому как газетная заметка была без фотографии. Вот если бы там был портрет – тогда бы совсем другое дело!
Мурманчане и североморцы меня не узнавали. А вот мои друзья, коллеги-сослуживцы, весь мой экипаж и половина посёлка Мишуково (в котором базировался Дивизион Гидрографии СФ) в одной руке держали газету, а второй рукой показывали в мою сторону. Тыкали пальцем, громко ржали и сгибались от смеха пополам. И тогда я впервые в жизни задумался о Волшебной Силе Печатного Слова.
В те годы я служил в Гидрографии судовым электриком на белоснежном красавце по имени «Сенеж». Служба – мёд! – по сравнению с тяготами и лишениями на старых дизельных подводных лодках или новых крейсерах. 90% экипажа – гражданские вольнонаемные люди. У нас даже женщины были! Не бог весть какие красавицы, но странные метаморфозы с ними происходили – чем длиннее был рейс, тем краше они становились!
В мои обязанности помимо выкручивания-вкручивания лампочек (в каютах буфетчиц и поварих), проверки сопротивления изоляции электроплит камбуза (во время приготовления обеда) и осмотра холодильного оборудования кладовой сухой провизии (в которой всегда было что осмотреть), входило множество скучных и совершенно невкусных работ. В том числе уход за аккумуляторами и приготовление для них электролита. А это, между прочим, весьма опасное дело. Те мужчины, у которых прогорели штаны и куртки, могут подтвердить мои слова.
Однажды, в начале промозглой северной полярной зимы я приступил к приготовлению кислотного электролита. Так как я служил уже третий год, при этом был не просто электриком, а Старшим Электриком (!) и хорошо знал все инструкции и правила обращения с кислотами и щелочами, то делал всё правильно. Надел специальные шерстяные штаны и шерстяную шапочку (шерсть – очень стойка к воздействию всякой ядрёной химии). Напялил очки, влез в резиновый фартук и засунул руки в толстые резиновые перчатки. Трепетно подошел к огромной стеклянной бутылке с концентрированной 97-%-ной H2SO4, вежливо поздоровался с ней, нежно вынул тяжеленную 20-литровую бутыль из плетёной корзины и бережно понёс её к месту разлива.
Двадцать литров серной кислоты в стеклянной таре весит много – килограммов сорок. Нести круглую и скользкую бутыль крайне неудобно. Особенно в скользких перчатках. Палуба была металлической и тоже скользкой. Но и я был парнем не хилым. Спортивное прошлое и атлетическое настоящее внушали мне благоприятный исход дела. Абсолютно не волновался, потому как делал такое уже десятки раз. Одно я не учёл – погоду.
Погода была мерзкой. Кольский залив парил, рождал серый туман и покрывал всё окружающее наледью. Особенно ему нравилось украшать ледяной коростой корабли и суда. На металлической палубе лежал лёд. А с неба сыпал мягкий снег, красивый такой, пушистый, живописный… Но он, подлец, падал на мою тёплую стеклянную бутыль и таял на ней. И она становилась от этого еще более скользкой и неудобной.
И вдруг… Вы замечали, что многие неприятности всегда начинаются с этой вот фразы – «И вдруг»?... Внезапно мои ноги разъехались на ледяной палубе, после чего руки дёрнулись и дрогнули. Я, конечно же, пытался как можно аккуратнее поставить бутыль… Она очень нежно поцеловала палубу. И лопнула.
Двадцать литров высококонцентрированной кислоты вырвались наружу и стали показывать окружающим людям химический опыт взаимодействия со льдом, водой и краской. Со стороны это выглядело красиво: пар, шипение и брызги во все стороны. Свидетелей этого шипучего опыта (помимо меня) было трое. Первому – моему коллеге-электрику Володе мелкие брызги сожгли бушлат и штаны. Не сразу. Через сутки его одежда превратилась в труху. У второго – боцмана Михалыча, который работал палубой ниже, сгорели плечи у финской куртки, и самое печальное - была уничтожена дорогая и новая норковая шапка. Боцман тоже не сразу догадался о вредном воздействии кислоты. Через пару дней он подошел ко мне, как почтальон Печкин эффектно проткнул пальцами облезлый мех, и произнес цитату из «Простоквашино» - про то, что это не шапка, а одна вентиляция, и через неё теперь хорошо вермишель отбрасывать. Третьему свидетелю произошедшей химической реакции повезло больше всех – он стоял слишком далеко и высоко. Это был второй помощник капитана. И он сказал мне: «Беги, Эдик, беги!».
И тут я почувствовал жжение в ногах. Ну еще бы я его не почувствовал – стоял-то я аккурат в середине эпицентра. В луже кислоты… «Беги, Эдик, беги!»…. И я побежал. Во время прыжка из кислотной лужи подошвы моих ботинок остались на месте. Они намертво впаялись в палубу. Их потом матросы очень долго отдирали скребками. Кстати, краска на том месте мгновенно вспучилась, а новые её слои, причем на протяжении долгого времени, не хотели там ложиться. Больше года новая краска покрывалась волдырями и отслаивалась.
Так вот, подошвы оторвались, а вот носки ботинок, их борта, задники и язычки остались у меня висеть на ногах. Их сдерживали шнурки. Недолго. Около полминуты. Когда я бежал к умывальнику, шнурки не выдержали, и я стал разбрасывать по ходу движения куски расплавленной кожи своих флотских ботинок. Со стороны это выглядело жутко: бежит человек, и от него отлетают во все стороны куски чего-то чёрного и липкого…
Меня спасли резиновые фартук и перчатки, а ноги сберегли шерстяные штаны, толстые шерстяные носки и тазик с растворенным для стирки хозяйственным мылом в нашем умывальнике. Я прямо с ходу впрыгнул в этот тазик! Раздалось характерное шипение – это мыльная щелочь убивала кислоту. Ну да, стопы и пальцы ног немного подгорели. Совсем чуток. Были красными и нежно-розовыми. С вкраплениями красивой такой синенькой вискозы от расплавившихся тонких носков. Очень неудобно и неприятно было посещать с экипажем баню. Мужики таращились на мой вискозный орнамент и жалели… норковую шапку боцмана. Через пару месяцев всё зажило. А шапку-дуршлаг Михалыч подарил мне на память.
 |
Вот вы прочитали эту леденящую душу историю, и наверняка задаётесь вопросом – а при чем тут газета «На страже Заполярья»? А при том, что в ней вышла статья про меня. И это был тот самый первый опыт сотрудничества со СМИ, о котором я рассказал в самом начале своей колонки. Думаете, что автор заметки описал всё в героических тонах!? Дескать, бравый электрик, превозмогая боль и теряя на ходу подошвы, кинулся спасть шапку любимого боцмана? Отнюдь! То была не просто статья, то был едкий и злой фельетон! Причем в рубрике с ужасным названием… что-то типа «Разгильдяи флота». Неизвестный борзописец, который даже не приезжал к нам на пароход, который меня никогда в глаза не видел, и который черпал информацию непонятно где и от кого, превратил меня в самого отъявленного негодяя-разгильдяя на Северном Флоте. Но сделал, шельмец, это мастерски. С точки зрения стиля, грамматики и орфографии. Я читал, и у меня у самого кулаки сжимались в ярости от праведного гнева – вот ведь какие нерадивые электрики бывают! Портят, понимаешь, народное добро, изводят дорогую кислоту, вспучивают краску и жгут шапки своим товарищам!
Правда, как часто бывает в печатных и прочих СМИ, журналист переврал мою фамилию – вместо Щербина написал Щедрин. Ему даже в голову не приходило, что приличный человек может носить такую забавную фамилию. Я сначала даже обрадовался этой конспиративной подмене. Но она не помешала всем моим друзьям, знакомым и коллегам раскусить – кто скрывается под псевдонимом Щедрин. Они многократно читали статью в курилке, тыкали в меня пальцем, громко ржали и сгибались от смеха пополам. Настолько талантливо было написано.
Повторяю - я тогда впервые в жизни задумался о Волшебной Силе Печатного Слова. И тогда же я решил, что если когда-нибудь буду писать, то писать буду исключительно правду. И только правду. Правдивую причем.
С той же поры я стал испытывать неподдельный интерес ко всяким подобным экстремальным случаям, счастливым спасениям, неслучайным случайностям, к нестандартным действиям и решениям, к героическим поступкам и отчаянным подвигам. Ко всему тому, о чём вы можете прочесть, послушать и посмотреть в моём Журнале Удивительных, Познавательных и Смешных Историй «Полезные Заметки».
Обязуюсь:
- шапки, кресла и диваны не жечь
- фамилии не коверкать
- говорить правду и только правду
С уважением, Эдуард Щербина
