Раз уж речь зашла о Транссибирской магистрали, то предлагаю вашему вниманию весьма забавную историю о гербе города Иркутска, как раз расположенного на трассе Транссиба. Очень уж необычный у иркутян герб.

Вот, полюбуйтесь-ка на него. Как вы думаете: что за неведомый науке хищник тут изображён?... почему у него такие яркие и удивлённые глаза?... и какую зверушку он поймал?...

Некоторые сибиряки (да и то только те, которые из Восточной Сибири) а также всезнающие эрудиты и люди, увлекающиеся геральдикой, знают ответ. А вот для всех остальных сообщу – это бабр. Да-да, бабр. Не бобр, а бабр! 

Ну вот теперь всё стало понятно! – скажете вы: – Сразу бы так и говорил! Разве мы бабров не видывали? Это же знаменитые родственники бобров! Только крупнее, злее и хищнее. Недавно один поляк весьма эмоционально с убегающим бобром пообщался… а вот бабра так оскорблять нельзя – опасно для жизни! Бабр ведь и обидеться может. Вон какие бабры на старинных рисунках страшные да опасные изображены…

А вот вам ещё одна история о необычном названии населённого пункта на карте нашей бескрайней Родины. Стыдно признаться, но я, считавший себя неплохим знатоком в области географии, об этом названии узнал всего несколько дней назад. Готов посыпать свои седые волосы пеплом…

В 1909 году на Дальнем Востоке шло активное строительство Амурской железной дороги, которая является конечным участком Транссибирской магистрали. Одну из новых станций строители решили назвать Хабаровской – по фамилии известного русского землепроходца Хабарова, который прославился своими походами по Сибири и особенно по Приамурью.
С этой просьбой строители обратились к властям.

– Но ведь уже есть город Хабаровск, – возразили им.
– Ну, тогда давайте назовём новую станцию Ерофей Павлович, – предложили железнодорожники.
– Быть по сему! – утвердило начальство.

Так эта станция и называется до сих пор – Ерофей Павлович. А вместе с ней и посёлок городского типа в Сковородинском районе Амурской области. Для тех, кто ещё не понял – почему появилось столь необычное название, поясню: это в честь Ерофея Павловича Хабарова – знаменитого   путешественника, исследователя Сибири и Дальнего Востока.

Однажды на севере огромного Туруханского района гигантского Красноярского края, ненцы-оленеводы, кочующие вместе со своим стадом, устроили стойбище на берегу большой протоки Енисея. И там они обнаружили свежесрубленную избушку – новое рыбацкое зимовье. А при ней и рыбака – простого такого русского мужичка.

– Как тебя зовут, рыбак? – спросили ненцы у хозяина зимовья.
– Егорка, – ответил тот.
– Как-как, Игарка? Игарка… а-а-а, Игарка! – сказали оленеводы.

С тех пор они стали так звать и самого хозяина, и его жильё, и широкую протоку Енисея, на берегу которой стояло зимовье рыбака Егора Ивановича Ширяева. Теперь на месте его избушки стоит город Игарка, хоть и небольшой по числу жителей, однако очень важный для экономики российского Заполярья. В Игарке имеется аэропорт, используемый для перевозки грузов и рабочих вахт на нефтегазовые месторождения. Есть также речной порт, доступный для морских судов из Енисейского залива. Поэтому на гербе и флаге города изображены два якоря – морской и речной. Вот прямо как у Петербурга...

Газета «Саратовский Дневник» в №67 от 27 марта 1894 года сообщила о презабавном случае внеземной пропаганды – жителей одной из деревень Саратовской губернии некий инопланетный гость агитировал переселиться… на Юпитер!

Кстати, за пару лет до этого местная пресса активно публиковала утверждения астрономов о том, что на планете Юпитер живут такие же люди, как и на Земле. Видать какой-то мошенник решил этим воспользоваться в корыстных целях – изобразил из себя «юпитерца», а может быть и «юпитерианца» для того, чтобы приглашать на житьё-бытьё на свою благодатную планету наивных и добродушных крестьян. Которым для дальнего переезда нужно немного раскошелиться.

Агитация инопланетянина была весьма убедительной. Земля, мол, на Юпитере хорошая, лесов – полным-полно, лугов – вдоволь, в реках – рыбы, сколько хочешь, зверя и птицы в лесах такая тьма, что приди целая армия – и та их не искоренит, железных дорог там нету, пшеница родится – чистое золото, и занимать те земли можно всякому свободно и сколько хочешь.

Однажды в Медицинской академии Парижа шла лекция знаменитого профессора Огюста Нелатона о новой сложной операции, впервые сделанной русским хирургом Николаем Пироговым. Закончив выступление с подробным описанием всех действий, профессор Нелатон предложил кому-либо из присутствующих проделать эту операцию в анатомическом театре академии.

Первым вызвался некий незнакомец с густыми бакенбардами и большой лысой головой. Он блестяще провёл сложнейшую операцию.

Огюст Нелатон восхитился проделанной работой и предложил послать в Петербург телеграмму с сообщением, что у русского хирурга Пирогова в Париже нашёлся достойный последователь. И, обратившись к оперировавшему, спросил: – Коллега, как сообщить о вас Пирогову? Как ваша фамилия?

– Моя фамилия Пирогов… – скромно ответил великий русский хирург, основоположник отечественной военно-полевой хирургии и основатель российской школы анестезии Николай Иванович Пирогов.

Прославленный баснописец Иван Андреевич Крылов обладал отменным аппетитом. Это если культурно выражаться. А если говорить попроще, то он был Большим Обжорой. Большая еда была Большой страстью Большого поэта. Многие его друзья отмечали, что всё удовольствие, всё блаженство жизни для Крылова заключалось в неумеренном чревоугодии.

Вот как он описал царские обеды во время приёмов у Его Величества Александра I: «Что царские повара! С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я прежде так думал – закормят во дворце (…) Убранство, сервировка – одна красота. Сели – суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да всё так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей богу, пять ложек всего набралось.

А пирожки? – не больше грецкого ореха. Рыба хорошая – форели ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают (…) За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки – всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уже далеко (…) А сладкое! Стыдно сказать... Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят – надувательство кругом (…) Вернулся я домой голодный-преголодный»

Тема сегодняшнего выпуска тележурнала «Невредные заметки» подходит сразу под несколько рубрик: тут вам и прототипы интересных изображений, и истории про художников и исторические заметки.
Вас ждут две любопытнейшие истории:
- кто был прототипом иллюстраций главного героя стихотворений Сергея Михалкова о Дяде Стёпе;
- как и где в нашей стране появились игральные карты от знаменитого «Русского стиля» до «Антифашистской» колоды.

На днях я ехал в поезде дальнего следования. В соседнем купе весёлая компания вахтовиков шумно играла в карты. Судя по репликам и повешенным на плечи «погонам» – шестёркам, игра шла в дурака…   

И вдруг я поймал себя на мысли, что карточные игры уходят в прошлое. Вот вы когда в последний раз в подкидного или переводного рубились? Лично я играл в покер лет этак 12 назад. После этого карты в руках даже не держал. А ведь какие были зарубы в 80-е и 90-е годы! Ночами не спали – резались в карты! Какие страсти кипели, какие эмоции бурлили во время моей службы на Северном Флоте: между вахтами расписать партейку-другую было самым обычным делом. Порою даже в ущерб отдыху и сну. А сейчас покер да преферанс остался жив, пожалуй, только в редких компаниях друзей-интеллектуалов, в казино, да на специальных чемпионатах. А вспомните, ведь совсем ещё недавно в карты играли везде: во дворах, в поездах, на пляжах, в санаториях и на курортах, да и просто семейные вечера с ними коротали. Сегодня игральные карты вытеснены компьютерными забавами. Хорошо это или плохо – не берусь судить. А вот о красивых и редких картах рассказать – очень даже хочу.

Думаю, что выражу общее мнение всех бывших и до сих пор сохранившихся игроков, что самыми красивыми в нашей отечественной истории были карты в русском стиле. Ведь это же настоящее произведение искусства!...

Недавно я призадумался: интересно, а вот в наши сегодняшние дни, современные дети знакомы со стихами Сергея Михалкова о Дяде Стёпе? О том самом добром великане, который помогал пожарным, служил на линкоре «Марат», а потом совершал отважные поступки, будучи милиционером. Что-то мне подсказывает, что сейчас у детишек совсем другие герои…

Позволю себе немного побрюзжать по-стариковски: «А вот в наше время…»... Да-да, в наше время положительный герой стихотворной трилогии «по прозванью Каланча, по фамилии Степанов и по имени Степан» был очень популярен. Ведь он был эталоном советского человека: обладал решительным, добрым и честным характером; умел быть весёлым, мудрым, храбрым, великодушным и благородным; любил шутки и не выносил несправедливости.

Ладно, не буду я бурчать о том, что НЕ вписывается светлый образ Дяди Стёпы в наше сегодняшнее меркантильное время. На самом деле я хочу рассказать вам о другом. Когда я сам в детстве читал стихи о героическом великане, а потом спустя годы с выражением декламировал их своим сыновьям (была такая хорошая традиция – читать книжки перед сном), то всякий раз ловил себя на мысли – кого же мне напоминает нарисованный Дядя Стёпа?... Ну вот такое знакомое у него лицо, и особенно глаза – где же я их видел?... На кого же он похож?... А вам этот вымышленный рисованный персонаж не кажется знакомым?...

Тема свежего выпуска тележурнала «Невредные заметки» – истории о великих учёных.

Вы узнаете:

- об обмене остроумными любезностями между Альбертом Эйнштейном и Чарли Чаплиным;
- как и почему шведский химик Карл Шееле отравил сам себя;
- кем был последний человек, который знал всё на свете и который ходил в цирке по канату;
- об уникальном черепе немецкого географа и натуралиста Александра фон Гумбольдта;
- сколько докторских степеней имел «универсальный человек» Альберт Швейцер;
- о правильном ответе молодого Макса Борна на экзамене, который оказался весьма приятным для профессора Шварцшильда;
- как находчивый студент угрожал тюрьмой учёному Рудольфу Вирхову;
- о досадной ошибке в расчётах физика Энрико Ферми из-за которой вся его семья зимой страдала от холода, куталась в пледы и спала в тёплых пижамах под двумя одеялами
- какой ненормальный профессор руководил кафедрой физики в Карловом университете Праги до 1912 года.