Показать содержимое по тегу: Литературные заметки

Друг и однокурсник Александра Пушкина по Царскосельскому лицею, будущий декабрист Вильгельм Карлович фон Кюхельбекер обладал литературным даром. Причём несомненным и оригинальным даром. Литературная деятельность Кюхельбекера была разнообразна: он был поэтом, драматургом, прозаиком, переводчиком, журналистом и критиком.

В начале 20-х годов XIX века, ещё до своего участия в восстании на Сенатской площади, Вильгельм Кюхельбекер приступил к написанию поэтической трагедии в пяти действиях с хорами под названием «Аргивяне». Сия трагедия была основана на сюжете из античной истории. Она изображала борьбу республиканского Коринфа против тирана Тимофана.  

Автор стремился показать неизбежность крушения самодержавной власти от рук героев-тираноборцев. Трагедия «Аргивяне» была полна революционного пафоса и носила ярко выраженный агитационный характер в ущерб исторической достоверности. При жизни Кюхельбекера эта трагедия так и не была полностью опубликована. Напечатаны были только некоторые отрывки из неё. 

Известный в начале XIX века русский поэт-сатирик Михаил Васильевич Милонов имел чрезмерную пагубную страсть к употреблению спиртных напитков. Этот отвратительный порок не был секретом для его современников. Вот как Александр Сергеевич Пушкин описал один характерный случай из жизни этого, не лишённого литературного дара человека, которого сгубила постыдная страсть.

Однажды к поэту и литературному переводчику Николаю Ивановичу Гнедичу пришёл сатирик Милонов. Явился он пьяный, по своему обыкновению, оборванный и растрёпанный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, указывая на небо, сказал: – Там, и только там найду я награду за все мои страдания!

– Братец, – возразил ему Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

В конце XVIII века на подмостках лондонского театра «Друри-Лейн» с большим успехом шла пьеса ирландского драматурга и поэта Ричарда Шеридана под названием «Школа злословия». Она, кстати, и по сей день весьма популярна во многих театрах мира. Это сатирическая комедия, одна из лучших английских комедий нравов.

Премьера «Школы злословия» вызвала всеобщее восхищение. Вот как английский критик Уильям Хэзлитт описал эту пьесу: «Школа злословия» – если не самая оригинальная, то, возможно, самая законченная и безупречная комедия, которая у нас есть… Помимо остроумия и изобретательности этой пьесы, в ней царит добродушный дух откровенности и великодушия, который успокаивает сердце и прочищает лёгкие. Она исповедует веру в природную доброту, а также в привычную порочность человеческой природы».

Если уж литературный критик (!) настолько добродушно похвалил пьесу Ричарда Шеридана, то уж его друзья-коллеги просто обязаны были рассыпаться в любезных комплиментах. Однако порочная человеческая природа остаётся неизменной на протяжении столетий и даже тысячелетий. Не все могут порадоваться успеху ближнего своего…

Знаменитый англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, философ и поэт Джонатан Свифт, наиболее известный как автор «Путешествий Гулливера», сам был страстным путешественником. Неудивительно, что с ним частенько происходили различные дорожные анекдоты. Предлагаю вашему вниманию два из них, наиболее корректных. Остальные истории – не очень приличные, так как содержат весьма специфический юмор XVIII века.  

Первая история. Как-то раз с наступлением ночи Джонатан Свифт зашёл в гостиницу. Хозяин сообщил, что все комнаты уже заняты, и предложил гостю поместиться на половине кровати, другая половина которой уже занята фермером, приехавшим незадолго перед ним. Делать нечего. Свифт согласился.

Сосед по кровати оказался добродушным человеком и принялся подробно рассказывать о том, как он ловко устроил свои дела на ярмарке. Долгое и нудное перечисление фермерских успехов и подробностей торговых сделок порядком надоело писателю. Свифт прервал болтовню простоватого фермера страшными словами: – Что касается меня, то мне не так посчастливилось: с тех пор, как открылась судебная сессия, мне удалось вздёрнуть только шестерых...

Однажды французский король Людовик XIV прочёл знаменитому поэту и литературному критику Николе Буало свои стихи, а после попросил его высказать о них авторитетное мнение.

Поставьте себя на место Буало. Он хоть и был едким сатириком и смелым критиком, но ёрничать и критиковать короля – это очень рискованное занятие. В лучшем случае можно было лишиться тёплой должности придворного историографа, а в худшем лишиться… сами понимаете чего. Вот как сообщить Людовику XIV, этому «богоданному» «королю-солнце», что его стихи – откровенное… недоразумение?

Однако мастер изящной словесности и теоретик классицизма Никола Буало нашёл выход из щекотливой ситуации. Он торжественно заявил: – Государь, для Вашего Величества никогда нет ничего невозможного: вам пришло желание написать плохие стихи, и вы легко исполнили это высочайшее намерение.

В одном институте иностранных языков, на факультете, где готовили литературных переводчиков, решили провести маленький эксперимент. Якобы для выполнения контрольной работы, одной группе студентов раздали текст русской частушки и попросили перевести её на английский язык. Задорная частушка предназначалась для женского исполнения:

Эх, лапти мои,
Четыре оборки,
Хочу – дома заночую,
Хочу – у Егорки. 

Четверостишие о разбитной деревенской бабёнке студенты как могли перевели на аглицкий язык. Листочки с их творениями передали студентам другой группы и предложили перевести полученные вирши обратно на русский. Вот что получилось у одного из них:

Поэт Николай Иванович Гнедич наиболее известен как переводчик на русский язык древнегреческой «Илиады». Эпическая поэма Гомера, посвящённая событиям Троянской войны, принесла Гнедичу всероссийскую славу и горячее одобрение лучших писателей, в особенности Пушкина.

«Илиада» в переводе Гнедича в точности передаёт ощущение подлинника по силе и яркой образности языка и считается классическим русским переводом. В том числе благодаря тому, что Николай Иванович всю поэму перевёл античным стихотворным размером, который называется гекзаметр. Давайте вспомним, как начиналась «Илиада» и что из себя представляет размер гекзаметр: 

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный…
Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?...

После выхода в свет первых глав древней «Илиады» на русском языке, известный меценат и искренний почитатель всевозможных искусств и художеств – граф Сергей Григорьевич Строганов – пожелал лично услышать поэму Гомера. Для этого он пригласил к себе в гости блистательного переводчика Николая Гнедича. Тот с радостью согласился...

В моей коллекции заметок есть несколько забавных историй о честно заработанных великими людьми деньгах, причём небольших деньгах. Например, Лев Толстой заработал 20 копеек за переноску багажа одной дамы в её железнодорожный вагон, а профессор и академик Михаил Леонтович за аналогичную работу носильщика, но только в аэропорту, получил один американский доллар. Собрание курьёзных историй о необычном заработке сегодня пополнилось ещё одной заметкой.

Писатель-маринист Алексей Силыч Новиков-Прибой, участник знаменитого Цусимского сражения и автор романа «Цусима», был внешне очень колоритным человеком. Ходил он чаще всего в морском кителе, с гладко обритой головой, с пышными усами и был очень похож на отставного боцмана. В старые времена такие отставники частенько служили швейцарами и гардеробщиками.

Сначала, в качестве вступления, один короткий исторический анекдот из жизни Солнца Нашей Поэзии. Как известно Александр Сергеевич Пушкин очень любил проводить время в весёлых компаниях. Однажды он пригласил несколько друзей из числа гвардейской молодёжи в ресторан и устроил там бесшабашный кутёж. Причём своих приятелей Пушкин угощал за свой счёт.

В ресторан зашёл граф Завадовский, окинул взглядом шумное веселье, оценил ситуацию и обратился к Пушкину со следующими словами: – Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас бумажник!

– Да ведь я богаче вас, – ответил графу Пушкин, – вам приходится иной раз, проживаться и ждать денег из ваших деревень, а у меня доход постоянный – с тридцати шести букв русской азбуки.

Какой красивый и остроумный ответ, не правда ли?

Постоянный доход с 36 букв русской азбуки у Пушкина действительно был. Он получал за свои произведения вполне приличные деньги, причём по расценкам выше, чем у других литераторов. Но и расходы у него были огромными. Даже не огромными, а ГИГАНТСКИМИ! Фактически в конце жизни Пушкин был полнейшим банкротом. После смерти Александра Сергеевича его вдова и друзья «насчитали» в доме не более 300 рублей «живых» денег. Зато долги поэта исчислялись астрономической цифрой – почти 136 тысяч рублей! Если эту сумму переводить в сегодняшние деньги, то получится около 70 миллионов рублей. Кому же, и за что, был должен ТАКИЕ деньжищи Александр Пушкин?

Первый русский лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года Иван Алексеевич Бунин был не только отличным писателем, поэтом и переводчиком, но и большим любителем жизни со всеми её соблазнами, прелестями и вкусностями. Очень любил Бунин поесть. При этом он был не просто гурманом, а большим противником вегетарианства.

Один врач порекомендовал Ивану Бунину есть за завтраком ветчину. Прислуги у Буниных не было, и жена писателя, Вера Николаевна, чтобы не вставать рано утром, покупала продукты с вечера. Но ветчина до утра не доживала – Бунин съедал её ночью. Шёл на кухню и поглощал всю подчистую.

Как я его понимаю! Вот у меня такая же особенность – почему-то именно после полуночи просыпается зверский аппетит, и я иду в Ночной Дожор. Причём от меня никто еду не прячет, а вот супруга Бунина прятала от своего благоверного вкусную ветчину в разных местах, самых укромных и неожиданных – то в кастрюле, то в ведре, то в книжном шкафу. Но Иван Алексеевич не сдавался, всегда находил её и съедал...