Однажды в Медицинской академии Парижа шла лекция знаменитого профессора Огюста Нелатона о новой сложной операции, впервые сделанной русским хирургом Николаем Пироговым. Закончив выступление с подробным описанием всех действий, профессор Нелатон предложил кому-либо из присутствующих проделать эту операцию в анатомическом театре академии.

Первым вызвался некий незнакомец с густыми бакенбардами и большой лысой головой. Он блестяще провёл сложнейшую операцию.

Огюст Нелатон восхитился проделанной работой и предложил послать в Петербург телеграмму с сообщением, что у русского хирурга Пирогова в Париже нашёлся достойный последователь. И, обратившись к оперировавшему, спросил: – Коллега, как сообщить о вас Пирогову? Как ваша фамилия?

– Моя фамилия Пирогов… – скромно ответил великий русский хирург, основоположник отечественной военно-полевой хирургии и основатель российской школы анестезии Николай Иванович Пирогов.

Прославленный баснописец Иван Андреевич Крылов обладал отменным аппетитом. Это если культурно выражаться. А если говорить попроще, то он был Большим Обжорой. Большая еда была Большой страстью Большого поэта. Многие его друзья отмечали, что всё удовольствие, всё блаженство жизни для Крылова заключалось в неумеренном чревоугодии.

Вот как он описал царские обеды во время приёмов у Его Величества Александра I: «Что царские повара! С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я прежде так думал – закормят во дворце (…) Убранство, сервировка – одна красота. Сели – суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да всё так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей богу, пять ложек всего набралось.

А пирожки? – не больше грецкого ореха. Рыба хорошая – форели ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают (…) За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки – всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уже далеко (…) А сладкое! Стыдно сказать... Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят – надувательство кругом (…) Вернулся я домой голодный-преголодный»

Тема сегодняшнего выпуска тележурнала «Невредные заметки» подходит сразу под несколько рубрик: тут вам и прототипы интересных изображений, и истории про художников и исторические заметки.
Вас ждут две любопытнейшие истории:
- кто был прототипом иллюстраций главного героя стихотворений Сергея Михалкова о Дяде Стёпе;
- как и где в нашей стране появились игральные карты от знаменитого «Русского стиля» до «Антифашистской» колоды.

На днях я ехал в поезде дальнего следования. В соседнем купе весёлая компания вахтовиков шумно играла в карты. Судя по репликам и повешенным на плечи «погонам» – шестёркам, игра шла в дурака…   

И вдруг я поймал себя на мысли, что карточные игры уходят в прошлое. Вот вы когда в последний раз в подкидного или переводного рубились? Лично я играл в покер лет этак 12 назад. После этого карты в руках даже не держал. А ведь какие были зарубы в 80-е и 90-е годы! Ночами не спали – резались в карты! Какие страсти кипели, какие эмоции бурлили во время моей службы на Северном Флоте: между вахтами расписать партейку-другую было самым обычным делом. Порою даже в ущерб отдыху и сну. А сейчас покер да преферанс остался жив, пожалуй, только в редких компаниях друзей-интеллектуалов, в казино, да на специальных чемпионатах. А вспомните, ведь совсем ещё недавно в карты играли везде: во дворах, в поездах, на пляжах, в санаториях и на курортах, да и просто семейные вечера с ними коротали. Сегодня игральные карты вытеснены компьютерными забавами. Хорошо это или плохо – не берусь судить. А вот о красивых и редких картах рассказать – очень даже хочу.

Думаю, что выражу общее мнение всех бывших и до сих пор сохранившихся игроков, что самыми красивыми в нашей отечественной истории были карты в русском стиле. Ведь это же настоящее произведение искусства!...

Недавно я призадумался: интересно, а вот в наши сегодняшние дни, современные дети знакомы со стихами Сергея Михалкова о Дяде Стёпе? О том самом добром великане, который помогал пожарным, служил на линкоре «Марат», а потом совершал отважные поступки, будучи милиционером. Что-то мне подсказывает, что сейчас у детишек совсем другие герои…

Позволю себе немного побрюзжать по-стариковски: «А вот в наше время…»... Да-да, в наше время положительный герой стихотворной трилогии «по прозванью Каланча, по фамилии Степанов и по имени Степан» был очень популярен. Ведь он был эталоном советского человека: обладал решительным, добрым и честным характером; умел быть весёлым, мудрым, храбрым, великодушным и благородным; любил шутки и не выносил несправедливости.

Ладно, не буду я бурчать о том, что НЕ вписывается светлый образ Дяди Стёпы в наше сегодняшнее меркантильное время. На самом деле я хочу рассказать вам о другом. Когда я сам в детстве читал стихи о героическом великане, а потом спустя годы с выражением декламировал их своим сыновьям (была такая хорошая традиция – читать книжки перед сном), то всякий раз ловил себя на мысли – кого же мне напоминает нарисованный Дядя Стёпа?... Ну вот такое знакомое у него лицо, и особенно глаза – где же я их видел?... На кого же он похож?... А вам этот вымышленный рисованный персонаж не кажется знакомым?...

Тема свежего выпуска тележурнала «Невредные заметки» – истории о великих учёных.

Вы узнаете:

- об обмене остроумными любезностями между Альбертом Эйнштейном и Чарли Чаплиным;
- как и почему шведский химик Карл Шееле отравил сам себя;
- кем был последний человек, который знал всё на свете и который ходил в цирке по канату;
- об уникальном черепе немецкого географа и натуралиста Александра фон Гумбольдта;
- сколько докторских степеней имел «универсальный человек» Альберт Швейцер;
- о правильном ответе молодого Макса Борна на экзамене, который оказался весьма приятным для профессора Шварцшильда;
- как находчивый студент угрожал тюрьмой учёному Рудольфу Вирхову;
- о досадной ошибке в расчётах физика Энрико Ферми из-за которой вся его семья зимой страдала от холода, куталась в пледы и спала в тёплых пижамах под двумя одеялами
- какой ненормальный профессор руководил кафедрой физики в Карловом университете Праги до 1912 года.

Альберт Эйнштейн любил фильмы Чарли Чаплина и относился к его герою на экране с большой симпатией. Однажды он написал в письме к Чаплину: «Ваш фильм „Золотая лихорадка“ понятен всем в мире, и вы непременно станете великим человеком. Эйнштейн».

На это Чаплин ответил весьма остроумно: «Я вами восхищаюсь ещё больше. Вашей теории относительности никто в мире не понимает, а вы всё-таки стали великим человеком. Чаплин».

Тема сегодняшнего выпуска интернет-журнала «ПЗ» – истории о великих учёных:
- Как химик Карл Шееле отравил сам себя
- Последний человек, который знал ВСЁ и который ходил по канату
- Череп временно ещё нужен
- Правильный ответ на экзамене и к тому же весьма приятный для профессора
- Три докторские степени – это очень просто!
- Смекалистый студент
- Неприятная ошибка Ферми
- Ненормальный профессор

Когда молодой профессор Филипп Франк в 1912 году принимал кафедру физики в Карловом университете Праги, декан сказал ему: – Мы хотим от вас только одного – нормального поведения.

Франк удивился столь странному требованию и спросил: – Неужели для физиков нормальное поведение – это такая редкость?

На что декан произнёс: – Вы хотите сказать, что ваш предшественник был нормальным человеком? Вы действительно его считаете нормальным?

Комичность этой истории заключается в том, что предшественником нового профессора был Альберт Эйнштейн.

Даже у великих учёных иногда бывают досадные ошибки. Вот одна из них. В одну из зим в доме знаменитого итальянского физика-теоретика Энрико Ферми встал вопрос о покупке зимних оконных рам. Лауреат Нобелевской премии Ферми к любому вопросу, даже столь незначительному, любил подходить серьёзно. Он закрылся в кабинете и погрузился в длиннейшие вычисления. И как ни странно, оказалось, что проникновение холодного воздуха ничтожно, и зимние рамы никакой помощи не окажут. Они не окупят потраченные на них средства.

Поэтому в ту зиму рамы так и не были куплены. Вся семья Ферми страдала от прохлады, куталась в пледы и спала в тёплых пижамах под двумя одеялами. Хотя… ну-у-у сколько там той южной зимы – можно и потерпеть. 

И вот наступила весна. В один из дней Энрико Ферми нашёл на рабочем столе свои оконные вычисления, пересмотрел их, и обнаружил, что в одном из результатов он не туда поставил запятую десятичной дроби…

Вот так вот – из-за какой-то запятой вся семья дрожала от холода!

Ещё один пример изворотливой находчивости на экзамене. Знаменитый немецкий учёный Рудольф Вирхов (патологоанатом, гистолог, физиолог, один из основоположников клеточной теории в биологии и медицине, а также профессор Берлинского университета) во время экзамена любил задавать своим ученикам неожиданные вопросы – как будто простые, но с подвохом.

И вот однажды Вирхов обратился к студенту-медику с вопросом из области анатомии: – Скажите, куда я попаду, если своим ножом вскрою вам вот это место? – после чего учёный дотронулся карандашом до груди студента.

Молодой человек, который, по-видимому, не был достаточно подготовлен к такому вопросу, ответил весьма резонно: – Вы попадёте прямо в тюрьму, господин профессор!