Показать содержимое по тегу: Истории из мира театра и кино

Французскую артистку Сару Бернар в начале XX века называли «самой знаменитой актрисой за всю историю». Поклонники и пресса величали её «Божественная Сара». Она была успешна, всемирно знаменита и, как следствие, богата. И вот однажды этой весьма состоятельной даме пришлось играть роль нищенки. Её роль заканчивалась следующими словами: «Идти больше нет сил. Я умираю от голода…»

Всё было великолепно в игре Сары Бернар, изображавшей бедную и несчастную женщину: бледное лицо, печальные глаза, дрожащий слабеющий голос и шатающаяся походка. Всё было убедительно. Кроме одного – на руке «голодной нищенки» блестел массивный золотой браслет. Актриса забыла его снять перед выходом на сцену. Этот досадный ляп был замечен в зрительном зале. Оттуда сразу же после слов «Я умираю от голода…» последовала язвительная реплика: «А вы продайте браслет!»... Однако Сара Бернар не растерялась и тихим «умирающим» голосом закончила свой монолог: «Я хотела продать свой браслет, но он оказался фальшивым…» После чего последовала бурная овация.

Эта история о курьёзной актёрской оговорке. Однажды вахтанговцы играли пьесу под названием «В начале века». Одна из сцен спектакля заканчивалась следующим диалогом:
– Господа, поручик Уточкин приземлился!
– Сейчас эта новость всколыхнёт города Бордо и Марсель!

Однако вместо слов о приземлении пилота, актёр, выбежавший на сцену, прокричал: – Господа, поручик Уточкин... разбился!... Эта неловкая оговорка привела к ещё одной. Партнёр на сцене был сбит с толку и исковеркал названия городов Бордо и Марселя. Он озабоченно произнёс: – Да-а-а... сейчас эта новость всколыхнет город Мордо и Бордель!

Тема сегодняшнего выпуска интернет-журнала «ПЗ» – театральные байки:
- Болтливый немой
- Оговорка по Пушкину
- Неожиданная реакция на папину игру
- Коварные выстрелы в театре
- Товарищ Киплинг
- Голодный суфлёр и ещё более голодный пёс
- Неожиданный финал с валенком в чеховской «Чайке»
- Как правильно объяснить свою рассеянность 

В 1961 году в Театре имени Моссовета была поставлена драма «Орфей спускается в ад». Главную роль спектакля – даму по имени Лейди Торренс – владелицу универсального магазина в провинциальном американском городе, играла народная артистка СССР, лауреат четырёх Сталинских премий, ведущая актриса и негласная хозяйка Театра имени Моссовета Вера Петровна Марецкая.

По ходу пьесы она часто меняла костюмы и наряды. Однажды впопыхах она надела туфли разного цвета – красного и белого – и выбежала с ними на сцену. Партнёры по спектаклю начали хихикать, выразительно глядя ей на ноги. Но аккуратненько так хихикать, вежливо. Никто не хотел ссориться с примой театра, к тому же ещё и женой главрежа Юрия Завадского.

Вопрос к милым дамам: представьте, что вы известная театральная звезда, которая стоит на сцене в туфельках разного цвета… как бы вы выкрутились из этой неловкой ситуации?... какие слова произнесли бы?

А вот Вера Марецкая посмотрела вниз и через секунду заявила с вызовом: – И что вы смеётесь, красный туфель под красную шляпку, белый туфель – под белую сумку!

Какой красивый и находчивый ответ, не так ли?

Ещё одна актёрская байка о пожилом работнике сцены. В одном провинциальном театре шла своим ходом знаменитая чеховская пьеса «Чайка». Прямо над сценой на рабочих мостках сидел старенький монтировщик по прозвищу Дедуня, на перильца облокотился, ножки в валенках вниз свесил и задремал. Да чего уж там, скажем честно – не просто задремал, а хорошенько так заснул.

И вот, наступил трагический финал спектакля. Как и положено за кулисами раздался выстрел – это совершил самоубийство Константин Треплев. Все вздрогнули – и актёры на сцене, и зрители в зале. Мать главного героя – Ирина Николаевна – испуганно спросила: – Что такое?

Доктор Дорн произнёс положенные по сценарию слова: – Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптечке что-нибудь лопнуло. Не беспокойтесь.

И тут откуда-то сверху на сцену, рядом с артистами, с глухим шлепком шмякнулся валенок. Антон Павлович Чехов очень сильно бы удивился такой неожиданной трактовке своей пьесы… Зрительный зал взорвался смехом. Драматический финал оказался смазан. Трагическая концовка превратилась в комедию. 

Однако спектакль надо было как-то доигрывать. Тогда доктор Дорн, понимая, что возникшую ситуацию уже никак не исправить и любые его слова всё равно будут звучать комично, обратился к Тригорину с репликой, от которой наверняка рассмеялся бы сам Чехов: – Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что после неудачной попытки застрелиться её сын Константин Гаврилович, кажется, повесился.

Однажды на сцене Большого театра давали величественную и масштабную «Хованщину» – оперу Модеста Мусоргского, основанную на исторических событиях, произошедших в России в конце XVII века. Всё шло, как положено: артисты пели, хористы подпевали, музыканты играли, суфлёр подсказывал, когда в этом возникала необходимость. И надо же было такому случиться, что сидящий в своей будочке заслуженный работник театра, суфлёр с тридцатилетним стажем, не успел перед долгим спектаклем поужинать. Чтобы исправить положение, ветеран театра прихватил с собою термос с чаем, варенье, да пару бутербродиков с колбасой-сервелатом. Сидел суфлёр и ждал большого фрагмента, когда его услуги не будут востребованы.

В какой-то момент спектакля на сцену вышел один из персонажей – стрелец в костюме царского охотника. Он держал на поводке огромного пса. В театрах иногда используют настоящих животных (чаще всего лошадей и собак) – для усиления эффекта достоверности. А для того, чтобы пёс, так сказать, не подмочил репутацию столичного театра и не испачкал знаменитую сцену, его целый день перед спектаклем не кормили.

Ну так вот, вышел тенор-стрелец-якобы-охотник с как-будто-бы-охотничьей-собакой и начал исполнять свою партию, а поводок намотал на руку, чтобы пёс случайно не убежал в зал. Суфлёр посмотрел по партитуре – минуток пять свободных у него есть: дай-ка, думает, перекушу. Налил себе чайку в кружечку, душевно туда вареньица добавил и развернул пакет с бутербродами…

Кстати, про Александра Володина, замечательного драматурга, поэта и киносценариста, о котором недавно шла речь, есть ещё одна интересная актёрская байка.

Однажды, в советские ещё годы, у Московского театра Олега Табакова (который поклонники любовно прозвали «Табакеркой») стояла толпа по случаю премьеры спектакля «Маугли». У входа в театр висела афиша, которая кричала огромными буквами: «РЕДЬЯРД КИПЛИНГ!!! «МАУГЛИ»!!!»… Публика буквально ломилась на спектакль, и милиция из последних сил её сдерживала. Сквозь плотную толпу народа молодые актёры «Табакерки» протаскивали на спектакль драматурга Александра Володина, чью пьесу «Две стрелы» они в те дни параллельно репетировали. Милиционер из оцепления упёрся и ни в какую: дескать, без билета не положено!... не пропущу!

– Да поймите вы, – убеждали его артисты, – это же наш знаменитый автор, мы его пьесу ставим!  

Принципиальный милиционер пронзил взглядом знаменитого автора, взял под козырёк и сурово произнёс: – Это другой разговор! Проходите, товарищ Киплинг, проходите!

Однажды актёр Сергей Мартинсон играл Бабу-ягу. Из зала за ним наблюдал его пятилетний сын Саша. По ходу действия мерзкая старуха поймала главного положительного героя, обрадовалась, стала кривляться и пританцовывать вместе с другой нечистью, напевая что-то вроде: «Мы тебя изжарим! Мы тебя в прах разнесём!...»

В такие страшные моменты юные зрители обычно начинают волноваться, пугаться, вжиматься в кресла, проситься на ручки к родителям, а некоторые, особо впечатлительные, даже начинают плакать.

И вот, в самый жуткий момент, когда Баба-яга должна была изничтожить доброго молодца, на весь театр раздался крик сына артиста Мартинсона: – Папа, ты дурак?!

В спектакле Театра на Таганке «Товарищ, верь!», поставленного по письмам Пушкина, на сцене стояла повозка с балдахином, а также со множеством окошек и дверей. Из них время от времени появлялись актёры, игравшие нашего великого поэта в разных его ипостасях. «Пушкиных» в этом спектакле было аж пять человек! Письма и произведения Александра Сергеевича читали: Рамзес Джабраилов, Иван Дыховичный, Валерий Золотухин, Валерий Погорельцев и Леонид Филатов.

По сценарию, один из них, Рамзес Джабраилов, должен был открыть окошечко и произнести цитату из пушкинской поэмы «Руслан и Людмила» со следующими словами: «На крыльях вымысла носимый, ум улетал за край земной!»… Вот вроде бы совершенно несложная фраза, тем более для опытного актёра и режиссёра Джабраилова. Разве можно тут как-то ошибиться?

Театральная труппа из Парижа, в составе которой играл известный французский актёр Поль Муне, обычно не возила на гастроли актёров на небольшие роли. Делалось это из экономии. На роли статистов и артистов типа «кушать подано» набирали людей на месте среди провинциальных актёров и даже простых любителей театра. Один такой любитель получил роль лакея с единственной фразой: «Монсеньор, немой явился».

Человек очень разволновался от того, что ему посчастливилось играть в одном спектакле со столичными знаменитостями. Желая хоть как-то продлить своё пребывание на сцене, внештатный актёр произнес: – Монсеньор, немой явился... и хочет с вами поговорить.

Чтобы дать ему возможность исправить положение, Поль Муне спросил: – А вы уверены, что он немой?

Актёр-любитель нашёл что ответить: – Во всяком случае, он сам так говорит.

В 1925 году в Москве проходили международный шахматный турнир и съёмки немого комедийного художественного фильма «Шахматная горячка». В обоих мероприятиях участвовал действующий чемпион мира Хосе Рауль Капабланка. Объединил очень приятное с весьма интересным.

Во время съёмок фильма он давал сеанс одновременной игры на тридцати досках. На одной из них играла юная чемпионка Дворца пионеров Валентина Токарская. Это была очень красивая девушка, позднее ставшая звездой Московского мюзик-холла, а затем актрисой Театра сатиры.

Знойный кубинец Капабланка всегда был неравнодушен к противоположному полу, и, увидев, какая очаровательная красавица играет против него, взял и остолбенел. После первого же хода, сделанного девушкой, Капабланка положил своего короля на бок и прошептал красотке: – Сдаюсь...