Показать содержимое по тегу: Из жизни коронованных особ

Вопрос эрудитам на засыпку: какой древнеегипетский фараон имеет современный египетский паспорт, и самое главное – для чего?

Не буду томить с ответом. Это Рамсес II, также известный как Рамсес Великий. Он был третьим фараоном XIX династии. Правил во втором тысячелетии до нашей эры. Рамсеса II Великого не зря считают величайшим, самым знаменитым и всемогущим фараоном Нового Царства – самого могущественного периода Древнего Египта. Перечислять все достижения и победы Рамсеса Великого не буду, так как это займёт очень много времени, да и речь в этой заметке не о прижизненных успехах действительно великого правителя, а о его посмертной судьбе. А она печальна и незавидна...

Однажды французский король Людовик XIV прочёл знаменитому поэту и литературному критику Николе Буало свои стихи, а после попросил его высказать о них авторитетное мнение.

Поставьте себя на место Буало. Он хоть и был едким сатириком и смелым критиком, но ёрничать и критиковать короля – это очень рискованное занятие. В лучшем случае можно было лишиться тёплой должности придворного историографа, а в худшем лишиться… сами понимаете чего. Вот как сообщить Людовику XIV, этому «богоданному» «королю-солнце», что его стихи – откровенное… недоразумение?

Однако мастер изящной словесности и теоретик классицизма Никола Буало нашёл выход из щекотливой ситуации. Он торжественно заявил: – Государь, для Вашего Величества никогда нет ничего невозможного: вам пришло желание написать плохие стихи, и вы легко исполнили это высочайшее намерение.

И вторая сегодняшняя история из жизни шута Ивана Балакирева.

Однажды императрица Екатерина I сообщила Балакиреву, что ей очень хочется увидеть его жену. В голове шутника возник коварный план, и он ответил: – Не могу я привести её, Ваше Величество... – Это почему же? – удивилась царица... – Она, Ваше Величество, у меня немного глуха, и вам будет трудно общаться с нею! – сообщил Балакирев. 

Но государыня, невзирая на это, велела привести супругу шута во дворец. Перед тем как выполнить царицыно повеление, Балакирев продолжил плести нити будущего необычного розыгрыша: он уверил свою жену, что у императрицы беда со слухом, поэтому следует разговаривать с тугой на ухо царицей в полный голос.

И вот, Балакирев привёл во дворец свою жену. Увидевши её, государыня начала говорить с нею очень громко. Ну а та в ответ, разумеется, тоже начала кричать. Разговор «глухой» дамы с «тугой на ухо» императрицей превратился в жуткий ор. Балакирев стоял в сторонке и улыбался. Его хитрый план сработал – две близкие ему женщины пытались переорать друг друга...

Известно, что прославленный военачальник и герой Отечественной войны 1812 года генерал Михаил Андреевич Милорадович был азартным картёжником. Однако ему часто не везло. Видать Фортуна решила так: коль уж она подарила отважному полководцу удивительное везение на всех его войнах (Милорадович бесстрашно прошёл более 50-ти сражений и ни разу не был ранен), то вот на азартные игры это везение не распространяется.

Однажды, после неудачно проведённой за картами ночи, когда в кармане не осталось ни одного рубля, граф Милорадович утром явился в царский дворец. И прибыл он туда в скверном настроении. Император Александр I, заметив, что генерал хмур и не весел, и догадавшись о причине его тоски, спросил: – Что ты скучен, Михаил Андреевич?

Тот пробурчал: – Нечем заняться, Ваше Величество…

В первой половине XIX века Швецией правил король Карл XIV Юхан. Этот монарх был весьма неординарной личностью. Настоящее его имя Жан-Батист Жюль Бернадот. Он был французом, причём южанином-гасконцем. В молодые годы он был ярым революционером. Во время революционных и наполеоновских войн Жан-Батист Бернадот сделал стремительную военную карьеру и стал маршалом Франции.

Удивительный факт из его биографии: на руке наполеоновского маршала и шведского монарха была очень необычная татуировка, гласящая: «Смерть королям!». Она появилась в годы боевой молодости горячего гасконца. А затем волею Судьбы человек со столь угрожающей наколкой стал королём Швеции под именем Карл XIV Юхан. Однажды он очень иронично произнёс: «Я единственный республиканец среди монархов Европы». В общем, был он весьма прогрессивным для своего времени правителем.

В 1834 году шведский журналист и театральный деятель Андерс Линдеберг опубликовал статью, в которой поставил под сомнение эффективность управления страной королём Карлом XIV. Речь в той статье шла в том числе и о невозможности открытия нового театра в Стокгольме из-за устаревшей королевской монополии. Это было сочтено оскорблением Его Величества и по старому средневековому закону о государственной измене Линдеберг был приговорён к смертной казни через обезглавливание...

В 1822 году президент российской Академии художеств Алексей Николаевич Оленин предложил в почётные члены Академии Алексея Андреевича Аракчеева, известного государственного и военного деятеля, могущественного сановника при царском дворе и весьма неоднозначного человека. Аракчеев был большой любитель полицейского деспотизма, казарменной муштры и строевого фрунта. Также он прославился как инициатор создания пресловутых военных поселений. К искусству и художествам этот всемогущий вельможа имел отношение только тогда, когда английский художник Джордж Доу писал его портрет.

Вице-президент Академии художеств Александр Фёдорович Лабзин спросил у своего начальника: а в чём, собственно говоря, состоят заслуги графа Аракчеева в отношении к искусствам и почему его должны принимать в почётные члены Академии художеств? На это президент Академии Оленин ответил, что Аракчеев – самый близкий человек к государю.

После чего Александр Лабзин выдал мудрую и остроумную фразу: «Если эта причина достаточна, то я предлагаю в академики кучера Илью Байкова – он не только близок к государю, но и сидит перед ним».

Кстати, из-за этой колкой фразы Александр Фёдорович Лабзин был отправлен в отставку и выслан из столицы в Симбирскую губернию.

Однажды, путешествуя по Малороссии, Александр Павлович в жаркий южный полдень проезжал какое-то село и, устав от зноя, решил немного посидеть в тенёчке. А именно в волостном правлении. Там никого не было кроме дремлющего сторожа, но местный волостной голова узнал о том, что кто-то без его ведома зашёл в его правление, поэтому поспешил туда. В то время по округе носились слухи о возможном проезде императора, и волостной голова решил узнать у заезжего гостя, не слышал ли тот чего о поездке государя.

Зашёл голова в хату, увидел там какого-то офицера в запыленном сюртуке, решил, что это не слишком важная птица и стал чваниться, надуваясь от собственной важности и задирая нос:
– А какое дело пану требуется до нас?
Фигура тамошнего правителя была весьма потешная, император улыбнулся и завёл разговор:
– А ты кто такой, вероятно, десятский?
У волостного головы нос чуть приподнялся: – Бери выше!
Царь продолжил расспрос: – Кто ж ты тогда, сотский?
Нос ещё приподнялся: – Бери выше!
Александр сделал удивлённое лицо и, едва сдерживая смех, спросил: – Может ты писарь?
Нос у волостного головы задрался чуть ли не к потолку: – Бери выше!
Император уже чуть не давился от смеху, но с большим почтением поинтересовался: – Неужели сам голова?!
Местный властитель милостиво улыбнулся, многозначительно хмыкнул и важно произнёс: – А можэ будэ и так... А потом с вершины своего великолепия решил осведомиться: – А ты, панэ, хто такой, поручик?

Этот исторический анекдот в 1880 году опубликовал в петербургском журнале «Исторический вестник» выдающийся писатель Николай Семёнович Лесков. Рассказ о любопытном случае на берегах Невы автор знаменитого «Левши» написал со слов своего отца – Семёна Дмитриевича, который был следователем и некоторое время служил в Санкт-Петербурге.

Однажды друг его отца, некто Волконский (что интересно – не князь) шёл со своим товарищем по фамилии Беллавин по одной из набережных столицы. Дело было зимою, в сумерки, в гололёд и при небольшой снежной замети. Шли приятели, беседовали между собою и вдруг увидели, как у портомойни какая-то баба-прачка тащила на взвоз салазки с вымытым, мокрым бельём.

Небольшое уточнение: устаревшее слово «портомойня» – это место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания портов, штанов то есть, а также прочей одежды и белья. А ещё одно старинное слово «взвоз» в данном случае – это подъём, иногда с бревенчатым пандусом, ведущий от реки к набережной.

И вот этот взвоз стал для бедной прачки непреодолимым препятствием – по нему водовозы таскали кадки с водою, которая плескалась и до того ровно облила весь подъём, что он обледенел, осклиз и подняться по нему было чрезвычайно трудно, особенно с тяжестью. Бельё, разумеется, было тяжёлым и как только прачка довезла его до взвоза, то для случайных прохожих началось смешное зрелище, а для неё сплошная мука. Баба со своими санками, в обледеневших сапогах, карабкалась-карабкалась по склону, но едва достигнув его половины, поскальзывалась и съезжала вниз. Салазки с тяжёлым бельём тянули её назад, и она всякий раз падала и потешно скатывалась к реке на четвереньках. Долго «каталась» бедная баба со своим грузом по наледи туда-сюда безо всяких шансов подняться наверх...

Император Николай I любил театр. Однажды во время антракта самодержец всероссийский разговорился с актёрами на сцене Александринского театра. Государь обратился к знаменитому комику и драматургу Петру Каратыгину: – Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь превращаться в кого угодно. Это мне нравится.

Артист Каратыгин поблагодарил Николая I за комплимент и сказал: – Да, Ваше Величество, я действительно могу играть и нищих, и царей. 
– А вот меня ты, пожалуй, и не сыграл бы, – шутливо заметил Николай Павлович. 
– А позвольте, Ваше Величество, даже сию минуту перед вами я изображу вас! – предложил актёр. 
Добродушно настроенный император заинтересовался, пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьёзно:
– А ну-ка, попробуй...

В петербургском Эрмитаже хранится очень интересный экспонат – скромная подвеска из розового кварца, обычная такая безделушка, словно слепленная из мелких кусочков, разных по оттенку. Эта небольшая подвеска не имеет никакой ювелирной ценности, она не считается драгоценной. Произведением искусства также не является. Но зато она имеет огромную историческую ценность. Более того – ей приписывается сверхъестественная сила, благодаря которой она может управлять стихиями природы и помогать своим владельцам совершать великие дела. Эта неброская подвеска вообще окружена большим числом всевозможных легенд. Некоторые из них вы сейчас узнаете.

Для того, чтобы обладать этим незатейливым куском кварца совершались жестокие преступления и лилась человеческая кровь. Сильные мира сего были готовы выложить за простенький камешек целое состояние. Британская разведка провела полномасштабное расследование, чтобы установить его точное местонахождение, и когда выяснила, то якобы сам Черчилль просил у Сталина после окончания Ялтинской конференции вернуть камень Англии. Но товарищ Сталин ответил британскому премьер-министру, что такой подвески в Эрмитаже нет. Однако она там есть. На ней имеется золотая накладка с изображением Земли и корабля, а также надпись – «Fran: Drackh. Jork. A:1590»

Сие означает принадлежность украшения английскому адмиралу Фрэнсису Дрейку. Этот розовый камешек так и называется – подвеска Дрейка. Но знаменитый мореплаватель не был первым владельцем камушка. Он всего лишь увековечил своё имя на нём.