На этом месте воспоминаний у писателя спросили: «Разве так можно?»... В том смысле, что разве можно обильно кормить голодных дистрофиков? И Борис Стругацкий продолжил свой рассказ. 

«Нельзя, конечно, но тогда этого никто не знал. Начался кровавый понос... что-то жуткое... многие сразу умирали. Потом живых посадили в ледяной вагон и – до Вологды без остановки, без врачебного внимания... Вот так. Аркадий был, конечно, чрезвычайно крепким молодым парнем – он выжил тогда один среди всех.

Ленка Аркашина, безусловно, тоже должна была погибнуть – она была дочерью нашего посольского работника в Китае, попала в самый разгар японского наступления на Шанхай. Их эвакуировали оттуда на каких-то немыслимых плавсредствах, а сверху бомбила авиация. Как они выбрались живыми, непонятно до сих пор...

Ада, моя жена, попала под Ставрополем под немецкую бомбёжку, потом был сброшен десант, все беженцы рассыпались по полю... а на них пошли немецкие танки! Они остались в оккупации, помирали там от голода, и всю её семью должны были расстрелять как семью советского офицера. Все списки были уже представлены... их спасли только партизаны.

Как мы все уцелели? И к тому же встретились вчетвером? Это чудо. Так что жизнь для нас – чудо четырежды, и ко всем её радостям, трудностям и даже неприятностям мы относимся с уважением, жизнь не уважать нельзя».

Это была цитата из воспоминаний о войне знаменитого писателя Бориса Натановича Стругацкого.