Гениальный Иннокентий Михайлович Смоктуновский играл в этом фильме маленькую, почти без слов, роль клошара-алкоголика. Действие происходило в Южной Франции, а красивое французское слово клошар (для тех, кто не знает) – это нищий бездомный бродяга. Для этой роли Смоктуновский предложил неожиданный актёрский ход – играть без своего съёмного зубного протеза. Это сразу дало убедительный образ настоящего бродяги. Добровольно самому себя «изуродовать» и сниматься в неприглядном виде – на это способны только великие актёры.
Приступая к съёмкам, Иннокентий Михайлович передал Любови Гитерман на хранение небольшой свёрточек и доверительно-застенчиво сказал: «Только Вы уж поосторожнее. Это моя челюсть»… Гитерман, не удержавшись, громко фыркнула. Стоявшие рядом тоже рассмеялись.
«Напрасно вы смеётесь, – несколько обидчиво заметил Смоктуновский. – Один раз вот так все тоже смеялись, а потом из-за моей челюсти вся съёмочная группа чуть премии не лишилась».
Ну, тут уже все, включая режиссёра, стали просить его рассказать эту историю. И Смоктуновский стал рассказывать.
«Снимали мы у вас в Крыму. Съёмки проходили на берегу моря. Жарко было. В обеденный перерыв вся группа бросилась купаться. И я, естественно, тоже. Наплавался, нанырялся, слышу – зовут. Ну, я актёр дисциплинированный: зовут – иду. Оператор говорит: „Надо закончить всё, пока солнце не ушло“. Надо так надо. Сел я уже на грим и чувствую что-то не то, дискомфорт какой-то.
И вдруг до меня доходит, что челюсти-то во рту нет! Выронил, когда нырял. Я сразу к режиссёру, ору: „Я челюсть потерял!“…. А он ржёт и все вокруг с ним вместе тоже. Думают – я разыгрываю их. Полчаса доказывал, что не шучу. Ну, а когда до них дошло, что это правда, стало всем так грустно-грустно. Снимать не можем. Да ещё предпоследний день месяца, если отснятый материал сегодня вечером в Москву не отправят, то план летит к чёрту, а соответственно и премиальные. А в те годы в кино премиальные были +40% к зарплате!
Тут уж народ веселиться совсем перестал и на меня так косо посматривать начал... Режиссёр директору говорит: „Ничего не знаю, выкручивайся как хочешь, но чтобы максимум через полчаса у меня Смоктуновский был в кадре!“… Директор – к художникам и бутафорам, а те: „Мы-то при чём? Мы же не дантисты“.
Короче, директор в отчаянии хватает мегафон и орёт на весь пляж, что тому, кто найдёт челюсть Смоктуновского, он лично выкатывает пять бутылок коньяка. После этих слов все дружно бросились в воду (даже те, кто в нашей съёмочной группе не работал). Ныряли, ныряли... долго ныряли... А потом, представляете? Одному парнишке-осветителю повезло! Выныривает, рот до ушей, а в руке – челюсть. Ну, все сразу бросились готовиться к съёмкам, пока солнце не ушло. Я скорей челюсть схватил, и в рот сунул...»
На этом месте Иннокентий Михайлович замолчал, выдержал мхатовскую паузу, а потом трагическим шёпотом окончил фразу:
«А она... челюсть эта… представляете?.. не моя...»…
Что в этой истории правда, а что гениальный Иннокентий Смоктуновский присочинил (на что он был великий мастер), не известно. Да это и не важно. Его история подняла настроение всей съёмочной группе.
