Клакёры, объединённые в профессиональные сообщества, именуемые клаками, не только хлопали и восторгались в нужных и заранее оговорённых местах. У каждого из них была своя специализация. Так, например, в парижской клаке было чёткое разделение ролей: «смехачи» заразительно хохотали в комических моментах спектакля; «знатоки» по ходу пьесы «тонко» комментировали игру актёров; «плакальщицы» плакали в трогательных местах, а особенно артистичные женщины-клакёры «теряли сознание» во время драматических эпизодов.

Такими манипуляциями хлопальщики умело «заводили» публику, что в конечном итоге приводило к росту популярности проплаченной постановки и увеличению кассовых сборов. Более того, специальные клакёры вели утончённые разговоры о театре и обсуждали премьеры в модных парижских местах – кафе, салонах и просто на бульварах. Вот так и создавалась иллюзия успеха определённого артиста или спектакля.

А иногда вместо успеха заказчик оплачивал провал. Это если нужно было опозорить представление конкурента. В этом случае клакёры надевали на лица презрительные выражения и проявляли всяческое недовольство. Они делали громкие неодобрительные замечания, шипели, свистели, топали ногами и выкрикивали оскорбления, чем зачастую срывали спектакль.

Русский журналист, публицист и фельетонист Влас Дорошевич в своём театральном очерке под названием «Шаляпин в „Мефистофеле“» описал неудачную попытку сорвать с использованием клакёров выступления русского баса в знаменитом миланском театре «Ла Скала» в марте 1901 года.

Вот как сам Фёдор Иванович Шаляпин прокомментировал газетчикам начало той скандальной истории: «Ко мне в дом явился какой-то шеф клаки, и предлагал купить аплодисменты. Я аплодисментов никогда не покупал, да это и не в наших нравах. Я привёз публике своё художественное создание и хочу только её свободного приговора: хорошо это или дурно. Мне говорят, что клака – это обычай страны. Этому обычаю я подчиняться не желаю. На мой взгляд, это какой-то разбой».

Эти слова и действия Шаляпина мгновенно сделались сенсационной новостью. Итальянские газеты на все лады обсуждали дерзкий поступок русского выскочки. Подумать только, какой-то неотёсанный крестьянский сын из далёкой России посмел отказать самому синьору Мартинетти, шефу миланской клаки, а потом ещё публично заявил репортёрам, что не будет платить за аплодисменты. Это же невозможно! Это неслыханно! Ведь все артисты платят. Клакёрам платит даже сам великий Энрико Карузо!

Страсти подогревались в течение нескольких дней. Гарантированная оплата десяти спектаклей никому неизвестному Шаляпину распаляла и возмущала редакторов пятнадцати театральных газет, артистов театра, критиков и заранее оскорблённую публику. Вся миланская богема предвкушала полный провал.

– Он непременно будет освистан! – неслось изо всех углов.

– Да уж наши клакёры устроят этому наглецу тёплый приём! – злорадно пророчили недоброжелатели.

– Да кто он вообще такой? – шептались вокруг, – Где вообще такое видано, чтобы итальянский театр приглашал русского актёра петь итальянскую оперу, когда своих певцов девать некуда!

– Конечно же, он непременно откупится! С таких-то гонораров – пятнадцать тысяч франков всего за десять выступлений. Да этот русский купит всех миланских клакёров! – заламывали руки завистники.

Но Шаляпин был непреклонен в своём решении. Вплоть до отказа петь, раз у них такие порядки. И тогда артистический мир раскололся. Одни вознесли русского певца в герои. Другие страстно советовали помириться со всемогущим Мартинетти. Упёртые злопыхатели жаждали увидеть провал своими глазами. Они правдами и неправдами добывали билеты, продающиеся по небывало высокой цене – в 7 раз выше обыкновенного.

Наступил вечер первого выступления Шаляпина. Публика стекалась в «Ла Скалу» на оперу «Мефистофель», созданную итальянским композитором и поэтом Арриго Бойто. Толпа была подогрета слухами и домыслами о невероятном русском, который посмел нарушить старинные итальянские традиции. Многие зрители жаждали стать очевидцами скандала.

Занавес поднялся. Оркестр заиграл пролог. На сцену вышел Мефистофель. Зал затих…

Шаляпин начал петь… и… искушённая миланская публика приняла и полюбила его голос с первой же взятой ноты! Это было невероятно: пролог прервался бурными овациями! Спектакль был остановлен. Потому что шум аплодисментов и восторженные крики заглушили оркестр. Такого в «Ла Скала» ещё не бывало.

– Bravo!!! Bravissimo!!! – неистовствовал партер. Богатые господа в ложах тоже вскочили и восхищённо отбивали ладоши. В королевской ложе местные аристократы одобрительно сверкали бриллиантами.

Не хлопали только те, кто пришёл на спектакль для того, чтобы его сорвать. Глава миланских клакёров Мартинетти угрюмо съёжился в кресле. А зал продолжал реветь от восторга и аплодировать Шаляпину.

И вот тут произошло самое удивительное в этой истории. Клакёры не выдержали и тоже стали хлопать русскому певцу... Совершенно бесплатно.