Государь немедля написал записку капитану Преображенского полка Ляпунову, в которой приказал ему тайно собрать свою роту, в 11 часов вечера окружить дом Соковнина и захватить всех, кого он там найдет. А затем произошло странное. И даже страшное. То ли Пётр от гнева что-то перепутал, то ли от нервного напряжения подзабыл, но он был абсолютно уверен в том, что арест лиходеев назначен им на 10 часов вечера. И поэтому в половине одиннадцатого он прибыл к дому Соковнина.
Молодой царь неустрашимо распахнул двери и решительно шагнул в горницу к своим вероятным убийцам. А чего тут бояться – царь был убеждён, что его верные преображенцы давно всех повязали.
Но оказалось, что нет… Не повязали ещё!... Комплот был в самом разгаре. Бородатые бояре и кровожадные стрельцы имели суровые лица и гневно сверкающие глаза. На пороге дома заговорщиков стоял царь Пётр Алексеевич. Один. Один-одинёшенек против толпы злодеев...
Если бы кто-нибудь из них тогда решился и сразу применил оружие, то история России пошла бы другим путём.
Пётр, делая вид, что совершенно спокоен и никуда не торопится, сообщил присутствующим, что проезжал мимо, увидев в окнах свет, подумал, что у хозяина гости, и решил зайти, выпить чего-нибудь с ними. А потом присел к столу и таки пригубил несколько чарок. Исключительно для конспирации. Ну и для храбрости тоже. Всё время пока он ужинал, царь с досадой думал о капитане Ляпунове и о том, почему же тот не исполнил его приказания. Наконец Государь услышал, как один стрелец сказал на ухо Алексею Соковнину: «Не пора ли, брат?»…
Соковнин, не желая, чтобы царь узнал об их заговоре, отвечал: «Нет, ещё рано»...
Вот эта его фраза – «Нет, ещё рано» – послужила детонатором. Как только Пётр её услышал, так вскочил со стула, ударил Соковнина кулаком в лицо…да так сильно приложился, что тот грохнулся с лавки на пол… после чего царь воскликнул: «Если тебе не пора ещё, мошенник, так мне пора! Возьмите, вяжите их!»... И тут, в ту самую минуту, ровно в 11 часов, капитан Ляпунов со своими гвардейцами ворвался в дом заговорщиков.
Вот так молодой 25-летний царь Пётр Первый совершенно случайно и весьма рискованно арестовал своих врагов.