Читал я военные мемуары Юрия Никулина, читал-читал… и вдруг мне пришла идея: а давайте-ка я перескажу вам особо увлекательные места из его фронтовых воспоминаний. А что, разве плохая идея? Тем людям, которые НЕ читали их – будет весьма интересно. А тем, кто знаком с письменным творчеством Юрия Владимировича – тем будет полезно освежить в памяти странички армейской биографии замечательного человека. Жаль только одного – военных фотографий Никулина не очень много, что вполне объяснимо: на войне с фотоаппаратами было туго. Зато есть рисунки, сделанные рукой Никулина. Представляете, плюс ко всем своим дарованиям он ещё и рисовал!
Итак, начну с истории периода советско-финской войны. Она о том...
как новобранец Юрий Никулин в сильный мороз заснул на льду Финского залива и обморозил себе ноги
Подразделению Никулина поручили протянуть линию связи от батареи до наблюдательного пункта. Личная задача Юрия – участок в два километра. И вот он двинулся один на лыжах по льду Финского залива, за его спиной – тяжёлые катушки с телефонным кабелем. Не прошло и получаса, как молодой солдат почувствовал страшную усталость. Поставил катушки на лёд, посидел немного и пошёл дальше. А идти становилось всё трудней. Лыжи прилипали к снегу. Никулин положил катушки на лыжи, а сам двигался по колено в снегу, толкая палками своё сооружение. Вымотался вконец. Снова присел отдохнуть на лёд, да так и… заснул.
Мороз в тот день был больше тридцати градусов, а уставший солдатик спал как ни в чём не бывало. Хорошо, что мимо проезжали на аэросанях пограничники. Когда они разбудили Юрия и он встал, ноги показались ему деревянными, чужими. Привезли парня на батарею. – Да у тебя, Никулин, обморожение, – сказал после осмотра санинструктор. Отлежался в землянке. Опухоль постепенно прошла. Исчезла краснота, но после этого ноги стали быстро замерзать даже при небольшом морозе.
От себя добавлю один комментарий: если бы не пограничники на аэросанях, то не видать нам знаменитых ролей Юрия Никулина в кино и его смешных номеров в цирке…
Первая военная ночь, первый сбитый самолёт и ошибка немецкого диверсанта
В ночь с 22 на 23 июня 1941 года гитлеровские самолёты минировали Финский залив. На рассвете на бреющем полете «Юнкерсы-88» зашли прямо на шестую батарею, в которой служил младший сержант Юрий Никулин. Его батарея первой в полку открыла огонь. Так 115-й зенитно-артиллерийский полк вступил в войну у Сестрорецка и в первый же день войны сбил первый вражеский самолёт. Командир отличившейся батареи лейтенант Пимченков первым в полку получил первый боевой орден.
В первые дни войны на нашу территорию забрасывались вражеские диверсанты, переодетые в форму работников милиции, советских военных и железнодорожников. Многих из них ловили. Рассказывали, как-то произошёл весьма интересный случай. Немец, переодетый в советскую военную форму, шёл по Сестрорецку. На него неожиданно из-за угла вышел советский генерал. Немец растерялся и вместо того, чтобы согласно уставу отдать воинское приветствие под козырёк, взял и… выкинул руку вперед, как это делали фашисты. Зиганул с перепугу. На рефлексах. Его тут же схватили.
Подтяните ремешки!
После Октябрьских праздников 1941 года пищевой паёк зенитчиков резко сократили. С каждым днём хлеба выдавали всё меньше и меньше. Потом сказали: «Второго на обед не будет».
– Ничего, ничего, скоро всё войдет в норму, – успокаивал бойцов старшина. – А пока подтяните ремешки.
Но скоро наступил голод. На батарее полагалось каждому по 300 граммов хлеба в сутки. Но часто вместо 150 граммов хлеба выдавали всего один сухарь весом в 75 граммов. Другую половину пайка составлял хлеб, но это был блокадный хлеб – тяжёлый, сырой и липкий, как мыло. Однако солдаты подбирали даже крошки. Многие, получая хлеб, думали: съесть всё сразу или разделить? Некоторые делили по кусочкам. Никулин съедал всё сразу.
Полагалось на каждого и по ложке муки. Она шла в общий котёл и там взбалтывалась – получали белёсую воду без соли (соли тоже не было). Утром, днём, вечером, ночью – даже во сне – все думали и говорили только о еде. Причём никогда не говорили: хорошо бы съесть бифштекс или курицу. Нет, больше всего мечтали: «Вот бы хорошо съесть мягкий батон за рубль сорок и полкило конфет „подушечек“…»
К весне у многих солдат началась цинга и куриная слепота. Как только наступали сумерки, многие слепли и только смутно, с трудом различали границу между землёй и небом. Правда, несколько человек на батарее не заболели куриной слепотой и стали поводырями. Вечером ослепшие воины выстраивались друг за другом, и зрячие поводыри вели их в столовую на ужин, а потом отводили обратно в землянки. Кто-то предложил сделать отвар из сосновых иголок. К сожалению, это не помогло. Всех спас рыбий жир, бутыль которого доставили на батарею. Каждый боец принял вечером по ложке этого лекарства, затем получил такую же порцию утром, и зрение начало возвращаться. Оказывается, как мало требовалось для того, чтобы его восстановить!
Ленинград в блокаде
Следующую часть воспоминаний Юрия Владимировича Никулина у меня не поднимется рука переделать в свой пересказ. Процитирую дословно:
«Я видел Ленинград во время блокады. Трамваи застыли. Дома покрыты снегом с наледью. Стены все в потёках. В городе не работали канализация и водопровод. Всюду огромные сугробы. Между ними маленькие тропинки. По ним медленно, инстинктивно экономя движения, ходят люди. Все согнуты, сгорблены, многие от голода шатаются. Некоторые с трудом тащат санки с водой, дровами. Порой на санках везли трупы, завёрнутые в простыни. Часто трупы лежали прямо на улицах, и это никого не удивляло. Бредёт человек по улице, вдруг останавливается и… падает – умер.
От холода и голода все казались маленькими, высохшими. Конечно, в Ленинграде было страшнее, чем у нас на передовой. Город бомбили и обстреливали. Нельзя забыть трамвай с людьми, разбитый прямым попаданием немецкого снаряда…
Наш политрук как-то пошёл навестить живших в Ленинграде отца и мать. Он вернулся на батарею весь чёрный. Потом рассказывал, что, с трудом дойдя до своего дома, зашёл в нетопленую комнату и увидел мать и отца, лежавших на кровати. Оба они умерли от голода… От дистрофии умирали дети, женщины, старики. К смерти привыкли. Город наводнили крысы…»
Весной 1942 года командование отправило Юрия Никулина в Ленинград с заданием, и он решил зайти к маминым родственникам. Дошёл до их дома и на втором этаже на лестничной клетке увидел труп, на третьем тоже труп, но его кто-то прикрыл мешковиной. Дверь Никулину открыла бабушка Леля. Она сильно изменилась. Высохшая, с огромными печальными глазами, озябшими руками, она с трудом признала Юрия. Он подарил ей всё, что лежало в его сумке: немножко сухого гороха и граммов пятьдесят табака.
– Ой, горох, – сказала бабушка Леля чуть слышно. – Я его долго буду есть.
Потом она рассказала Никулину, что его троюродного брата Бориса, который весной 1941 года не поверил словам Юрия о близкой войне с Германией, который смеялся и доказывал, что войны не может быть… брата Бориса, верившего в мирный договор СССР с Германией, убили под Ленинградом. Также старушка рассказала Юрию, что его дядя умер от голода, а тётка успела эвакуироваться. Спустя месяц бабушка Леля умерла.
Смерть опять прошлась где-то рядом…
Весной 1943 года сержант Никулин заболел воспалением лёгких и был отправлен в ленинградский госпиталь. Через две недели он выписался и пошел на Фонтанку, дом 90, где находился пересыльный пункт. Там он просил отправить его в свою родную часть, но, сколько ни убеждал, ни уговаривал, получил назначение в другой дивизион, который стоял за Колпином, в районе Красного Бора. Однако в новую часть он так и не прибыл, потому что по пути к месту назначения, в нескольких километрах от дивизиона произошло неожиданное.
Вышел Никулин подышать свежим воздухом и услышал, как летит снаряд… А больше ничего не слышал и не помнил – очнулся, контуженный, в санчасти, откуда его снова отправили в госпиталь. Опять смерть прошла где-то рядом с ним… так же, как на льду Финского залива в 1939 году…
После лечения контузии Юрия Никулина направили в Колпино в 72-й отдельный зенитный дивизион, где его сразу назначили командиром отделения разведки. Именно там сержант Никулин отрастил себе усы – ему казалось, что они придают его лицу мужественный вид.
Встреча на войне двух футбольных судей: нашего и немецкого
В 1943 году в боях под ленинградским Пулковом Юрий Никулин встретил знаменитого судью Усова. До войны капитан разведки Николай Харитонович Усов был судьёй всесоюзной категории по футболу. Он являлся одним из лучших арбитров страны в 30-40-е годы и был единственным судьёй со званием Заслуженного Мастера спорта. Небольшого роста, толстенький, с виду даже несколько комичный, он среди болельщиков футбола считался самым справедливым арбитром. Именно Николаю Усову доверили судить знаменитый футбольный мачт в блокадном Ленинграде 31 мая 1942 года.
Во время обороны Северной Столицы Усов служил в действующей армии. Про него на Ленинградском фронте рассказывали интересную историю. Как-то раз блокадной зимой шесть наших бойцов пошли в разведку. Среди них и Николай Усов. Разведчики взяли «языка». Тот стал орать. К нему подоспела помощь. Всё, что произошло дальше, Усов не помнил. В памяти осталось только как его стукнули по голове чем-то тяжёлым… Очнулся Николай и ничего не может понять: видит перед собой плакат с изображением какого-то улыбающегося футболиста с мячом, и на плакате надпись не по-русски. Огляделся он вокруг и понял, что находится в немецкой землянке. Кругом тихо. Голова у него перевязана. Тут вошёл германский обер-лейтенант и спросил на ломанном русском языке: – Ну, как ты себя чувствуешь? Ты меня помнишь?...
– Нет, – ответил Усов.
Тогда обер-лейтенант начал рассказывать, что с Усовым он встречался в Германии. Усов приезжал на международный матч и судил игру. Немец тоже там был футбольным судьёй. После услышанного Николай Усов вспомнил, что действительно они встречались в начале 30-х годов, вместе проводили вечера, обменялись адресами, обещали друг другу писать. И вот Усов попал к нему в плен… Обер-лейтенант спросил: – Есть хочешь?... Усов, понятное дело, есть хотел.
Сели они за стол, а там шнапс, консервы. Усов жадно ел, а про себя соображал, как бы сбежать. А обер-лейтенант ему стал предлагать: – Живи здесь! Тебе ничего не будет. Ты никакой не пленный. Ты мой приятель, гость. Мы с тобой встретились, и я пригласил тебя к себе. Пожалуйста, живи здесь. Я тебя помню. Ты мне ещё тогда, в Германии, понравился. Я здесь хозяин! Моя рота в обороне стоит, и вообще я похлопочу, чтобы тебя отправили в Дрезден. Будешь жить у моих родных. Устроят тебя на работу. А когда закончится война, поедешь домой.
Усов его внимательно слушал, но ответа не давал. А немец всё подливал ему шнапс, угощенье подкладывал, а потом продолжил: – Только у меня к тебе просьба одна будет, маленькая… У меня жена, дети, сам понимаешь. Ты должен мне помочь. Иначе трудно хлопотать за тебя. Давай утром выйдем на передний край, и ты только покажешь, где у вас штаб, где склады с боеприпасами, где батареи. Ну, сам знаешь, что мне нужно.
Утром обер-лейтенант вывел Усова на наблюдательный пункт. Там стереотруба стояла, рядом немцы покуривали. Недалеко, метрах в ста примерно, проходила нейтральная полоса. Усов постоял, подумал и сказал: – Ну, давай карту!... Немец подал карту. Усов сделал вид будто бы её рассматривает, а сам краем глаза заметил, что его знакомец стал прикуривать и отвернулся от него: зажигалка гасла на ветру, и обер-лейтенант её всем телом накрывал, чтобы огонь не погас.
Тогда Усов вскочил на бруствер и давай что есть силы бежать. Помогло спортивное прошлое. Не зря Николай Усов был нападающим нескольких футбольных команд Ленинграда. Потом он рассказывал: «Если бы засечь время, я наверняка рекорд по бегу поставил. Бегу я по нейтралке и слышу, как мой немец кричит: „Дурачок, дурачок, вернись назад“. Немцы опомнились и из всех траншей начали палить. А он им приказывает: „Не стрелять! Не стрелять!“, но всё-таки ранило меня в плечо, когда я уже прыгал в наши траншеи».
Прошло время. Николай Усов поправился. Наши перешли в наступление. В одном из прорывов и он принимал участие. И довелось ему увидеть ту самую немецкую землянку, в которой его уговаривали остаться и предать своих. Дверь землянки оказалась сорванной, на пороге лежал мёртвый немец, а со стены на Усова смотрел с афиши улыбающийся футболист с мячом в руках.
Мышка в блиндаже и очередное везение
В январе 1944 года началось великое наступление, в результате которого наши войска сняли блокаду и отбросили фашистов от Ленинграда. В один из дней этого прорыва разведчики Никулина заняли на ночь пустой немецкий блиндаж, зажгли коптилку и достали сухой паёк: колбасу, сухари, сахар. Стали есть. И тут увидели, как по выступающей балке спокойно идёт мышь. Кто-то на неё крикнул. Мышь не обратила на это никакого внимания, прошла спокойно по балке и прыгнула на стол. Маленькая мышка поднялась на задние лапки и, как это обычно делают собаки, начала просить еду. Никулин протянул ей кусочек американской колбасы. Она взяла её передними лапками и начала есть. Солдаты смотрели на смелую зверушку как заворожённые. Видимо, просить еду и не бояться людей приучили мышь жившие в блиндаже немцы.
Боец по фамилии Петухов замахнулся автоматом на незваную гостью. Старший сержант Никулин схватил его за руку и сказал:
– Вася, не надо!
– Мышь-то немецкая, – возмутился Петухов.
– Да нет, – сказал Юрий. – Это наша мышь, ленинградская. Что, её из Германии привезли? Посмотри на её лицо…
Все рассмеялись. Мышка осталась жить. А наши воины легли спать. До этого они не спали несколько ночей, и поэтому страшно устали. А утром немцы открыли сильный огонь из дальнобойных орудий. Снаряды стали взрываться вокруг блиндажа. Все выскочили, кроме Никулина. Он крепко спал и даже разрывов не слышал. Вымотавшийся за последние дни, сильно уставший организм не хотел просыпаться.
– Выносите Никулина! – закричал командир взвода управления.
Товарищи с трудом выволокли Юрия из блиндажа. Сонный, ничего не соображающий Никулин рычал, отбрыкивался, заявлял, что очень хочет спать и пусть его даже расстреляют, лишь бы оставили в покое. На свежем воздухе Юрий пришёл в чувство. Как только он и его товарищи отбежали немного от блиндажа, так увидели, что он взлетел на воздух: в него угодил снаряд. Так Юрию Никулину повезло в очередной раз. И таких случаев удивительного спасения в его фронтовой биографии было несколько.
Процитирую Юрия Владимировича: «Вспоминая потери близких друзей, я понимаю – мне везло. Не раз казалось, что смерть неминуема, но всё кончалось благополучно. Какие-то случайности сохраняли жизнь. Видимо, я и в самом деле родился в сорочке, как любила повторять мама... Как-то сижу в наспех вырытой ячейке, кругом рвутся снаряды, а недалеко от меня в своей щели – Володя Бороздинов. Он высовывается и кричит: «Эй, сержант, иди ко мне. У меня курево есть». Только я перебежал к нему, а тут снаряд прямым попаданием – в мою ячейку. Какое счастье, что Бороздинов позвал меня!»
Как можно заснуть под артиллерийскую «музыку»
Однажды ночью 14 июля 1944 года под Псковом спящего старшего сержанта Юрия Никулина разбудили. Его вызвал комбат Шубников и дал приказ устранить повреждение полевой телефонной линии. Никулин с большим трудом растолкал крепко спящих связистов Рудакова и Шлямина, и отправился вместе с ними выполнять задание.
Стояла глухая темень. Лил проливной дождь. Ноги бойцов разъезжались по мокрой глине. А тут ещё и обстрел начался, пришлось воинам ползти по грязной земле. Наконец обнаружили повреждение. Долго, ползком и наощупь, искали в темноте отброшенный взрывом второй конец провода. Нашли и срастили концы. Пока сращивали, разрывы снарядов порвали кабель ещё в двух местах. Нашли и эти повреждения, и тоже устранили их. Когда совершенно обессиленные воины возвращались к себе на батарею, услышали зловещий свист снаряда. Ничком упали на землю. Разрыв, другой, третий… Несколько минут они лежали на земле и не могли поднять головы.
Наконец утихло. Никулин поднялся и увидел, как неподалеку из траншеи выбирается Шлямин. А Рудакова нигде нет. Стали громко звать – но всё было напрасно. Наконец в тусклых рассветных сумерках они заметили неподвижное тело возле небольшого камня. Всё, убили, сволочи, геройского парня Сашку Рудакова! Подбежали к товарищу, перевернули к себе лицом, и давай его тормошить: – Саша! Саша! Что с тобой?
И тут Рудаков открыл глаза, сонно и растерянно заморгал: – Ничего, товарищ сержант… Заснул я под эту «музыку»…
Вы только представьте себе – до чего же люди уставали на войне и как они привыкли к постоянной близости смертельной опасности!
Ку-ку! Или история о том, что мы могли бы и не знать Юрия Никулина
Вместе со старшим сержантом Юрием Никулиным в 72-м отдельном зенитно-артиллерийском дивизионе служил повар по фамилии Круглов. Он был из вологодских крестьян, поэтому имел сильный «окающий» вологодский говор, и почему-то вместо звука «ч» произносил «ц». А ещё повар Круглов очень любил врать. Он мог часами рассказывать байки о никому не известном Ваське Бочкове, произнося его фамилию Боцьков. Этот Васька Бочков-Боцьков будто бы жил вместе с Кругловым в одной деревне и был могучим силачом. Этот здоровяк, якобы, одной рукой свободно перебрасывал двухпудовую гирю через двухэтажный дом, выходил один на один бороться с парнями со всей деревни, всегда вылавливал самую большую рыбу, и т.д. и т.п. Конечно, никто не верил балаболу Круглову, но все с удовольствием слушали его и над его россказнями смеялись.
К лету 1944 года в зенитном дивизионе скопилось много трофейных немецких касок, кителей и брюк. Однажды, когда зенитчики расположились на короткий отдых в одном лесочке, Юрий Никулин решил подшутить над болтуном Кругловым. И надо отметить – это был весьма рискованный розыгрыш, который мог закончится для шутника очень плохо, возможно даже трагически. Никулин надел немецкую каску, шинель, нацепил на нос очки, взял немецкий автомат и пошёл через чащу в ельничек, где повар Круглов варил кашу на завтрак. Тот как раз орудовал черпаком в котле.
Никулин, ряженый в немецкую форму, раздвинул кусты метрах в десяти от повара, высунул лицо в очках и произнес: «Ку-ку!». Круглов посмотрел на «фрица» и не поверил своим глазам. А тот опять: «Ку-ку, ку-ку…»
Круглов продолжал медленно вертеть черпаком кашу, тупо уставившись на «фашиста» в кустах. Больше ничего не говоря и не ку-ку-кая, Никулин поманил его пальцем. Повар опустил черпак в котёл и, небрежно напевая: «Тра-ля, тра-ля, тра-ля-ля», – тихонько сделал несколько шагов от котла в сторону, а потом ка-а-ак сиганул в кусты! И там исчез!
Это случилось ранним утром. Весь день Круглов где-то пропадал и не возвращался – кашу на завтрак бойцы доваривали сами, да и обед тоже. Вечером повар появился, и все его давай расспрашивать да интересоваться: где он был, что делал и самое главное – что случилось? Он темнил и врал, отвечал, что ходил за продуктами, искал мясо у местных селян, барана пытался раздобыть… Сколько и кто бы его ни пытал, он никому не сознался, что на самом деле драпанул от страха. Тогда Юрий Никулин не выдержал, подошёл к нему и спросил прямо в лоб: – Уж не попал ли ты к немцам, а-а-а, Круглов?... Тот так пристально посмотрел на Никулина, как бы испытывал, но ничего не ответил.
Когда помощник командира взвода, старший сержант Юрий Никулин рассказал эту историю своим разведчикам, они просто упали от хохота. Только старшина выслушал шутника без тени улыбки и глубокомысленно добавил: – Ну, повезло тебе, Никулин. Будь он не трус, взял бы свою берданку да как дал бы тебе меж глаз… И привет Никулину! Ку-ку…
А ведь прав был старшина! У поваров на войне было личное оружие – как правило, винтовки. Если бы кашевар Круглов был не балаболом, а воином, то мы бы так никогда и не знали замечательного артиста Юрия Никулина.
Невероятная встреча на военной дороге
Зимой 1944 года под городом Гдовом произошла удивительная встреча у шофёра зенитчиков Старовойтова. Это был молодой парень – он служил на грузовике – вёз продукты на батарею и сильно нервничал, потому что опаздывал и знал, что его товарищи очень голодны. Но он никак не мог обогнать двух лошадей конного обоза, обычных повозочных лошадей, которые доставляли патроны пехоте и не уступали ему дорогу. Возчиками при лошадях, как правило, были пожилые солдаты. Плёлся Старовойтов за двумя телегами и проклинал старичков-повозочных на чём свет стоит. Он сигналил им и кричал, а они только вяло отругивались и даже не оборачивались. Это его и заело. Спрыгнул парень со своей машины, подбежал к одному мужику и как даст ему в ухо!
Тот поднялся и говорит: – Ты что это?... Наверняка в той реальной ситуации были произнесены совсем другие русские слова, но культурный человек Юрий Никулин написал именно эту деликатную фразу: – Ты что это?
Ездовой уже хотел было дать сдачи наглому шофёру… но тут они оба застыли друг перед другом – старый ездовой и молодой шофёр, потому что на военной дороге встретились… отец и сын.
Они ничего не знали друг о друге более двух лет. Сначала ушёл на войну молодой парень, а потом пошёл воевать и его отец. И вот такая невероятная встреча. Они пошли к своему командованию и попросили проходить службу в одной части. Им пошли навстречу. Так они до конца войны, до самой Победы прошли вместе. Когда Юрий Никулин об этом узнал, то подумал: вот бы и ему так встретиться со своим отцом, которого призвали в армию в 1942 году.
Маленькая глава о большой Победе
В начале мая 1945 года зенитный дивизион Никулина занял огневую позицию у латышского села Джуксте. Солдаты занимались своим обычным делом – копали и строили, строили и копали. Устали смертельно, поэтому в ночь на 9 мая все спали как убитые. В землянке помощника командира взвода Юрия Никулина лежали вповалку семь человек.
Утром они почувствовали какие-то удары и толчки. Открыли глаза и увидели: по их телам, пригнувшись, бегает разведчик Володя Бороздинов (тот самый, который нечаянно спас Никулина) с криками «А-а-а-а, а-а-а-а!»… Бойцы смотрели на него и думали – уж не свихнулся ли он? Оказывается, Бороздинов кричал «ура-а-а!». Он первым узнал от дежурного телефониста о том, что подписан акт о капитуляции фашистских войск. Так пришла Победа.
Счастливые победители стали стрелять в воздух из автоматов, пистолетов и винтовок. Пускали ракеты. Всё небо искрилось от трассирующих пуль. Недалеко стоял старый полуразвалившийся сарай. Поджечь его! Такое решение многим пришло в голову одновременно. От нахлынувших чувств. Зенитчики подожгли заброшенный сарай и прыгали вокруг него как сумасшедшие. Прыгали, возбуждённые от радости…
В журнале боевых действий 72-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона появилась запись: «Объявлено окончание военных действий. День Победы! Войска противника капитулировали. Вечером по случаю окончания военных действий произведён салют из четырех орудий – восемь залпов. Расход – 32 снаряда. 9 мая 1945 года».
* * * * *
Это были воспоминания фронтовика, Героя Социалистического труда и всенародно любимого артиста Юрия Владимировича Никулина из его автобиографической книги «Почти серьёзно…».