Показать содержимое по тегу: Актёрские байки

В театрах регулярно случаются досадные ляпы с озвучкой выстрелов дуэльных пистолетов и прочего огнестрельного оружия. Осечки у реквизиторов нервируют актёров, выжигают нервы режиссёрам и забавляют зрителей. А иногда ляпы происходят с такими вещами, которые по природе своей НЕ могут давать осечек. Предлагаю вашему вниманию заметку о промахе с занавесом, который случился после рокового удара кинжалом.

В 30-х годах XIX века по всей Франции с неизменным триумфом ставилась пьеса Александра Дюма-отца «Антони». Сам автор утверждал, что «Антони – это не драма, не трагедия, а сцена любви, ревности и гнева». Любовь, ревность и гнев в этом спектакле приводят к тому, что в его конце главный герой по имени Антони закалывает кинжалом свою возлюбленную Адель. Финальная реплика невольного убийцы «Она сопротивлялась мне. И я убил её!» сопровождалась вздохами, рыданиями и потоками женских слёз в зрительном зале. Эта фраза стала знаменитой в театральной среде Франции.

И вот как-то раз один парижский театр давал эту пьесу в провинциальном городе Руане. В самом конце спектакля Антони нанёс своей любовнице роковой удар кинжалом, Адель замертво упала в кресло, в глубине сцены распахнулась дверь и к месту трагической развязки устремился муж «убитой» – полковник д'Эрвэ. Он воскликнул: – Негодяй!.. Что я вижу!.. Адель!.. Мёртвая!...

Онлайн-журнал «Театрал» рассказал забавную ретро-историю из культурной жизни южного города Таганрога.

20-го мая 1848 года зрительный зал городского театра был переполнен. Давали гоголевского «Ревизора». Едва закончился первый акт, на сцену взбежал настоящий местный городничий и стал кричать: «Кто написал этот пасквиль? Всех в тюрьму упрячу! Не позволю продолжать!»... А ведь городничий вполне себе мог это позволить – прекратить, запретить и упрятать! Очень, между прочим, крутая и всевластная у него была должность. Сейчас мало кто знает, что городничий – это не только глава городской администрации, но также и начальник всей полицейской власти с широчайшими полномочиями, в том числе судебными. Поэтому неудивительно что, увидев грозного градоначальника, актёры на сцене застыли в недоумении. Один из артистов пытался объяснить, что пьеса написана известным писателем Гоголем, что она разрешена цензурой, что её представляют в обеих столицах, и в доказательство даже показал книгу с напечатанным «Ревизором»… Однако чиновник не унимался и продолжал гневно орать: «Врёте! Это сговор против меня!»...

Ещё одна история о женских ювелирных украшениях. В 1980-каком-то году Московский Драматический театр им. Пушкина поехал на гастроли в Индию. В базарной лавочке одного индийского портового города супруга главного режиссёра театра купила бриллианты и тут же понесла их показывать друзьям. Бриллианты оказались поддельными – блестящими гранёными стекляшками. Потому как Восток – дело не только тонкое, но ещё и очень хитрое.  

Тогда обманутая женщина вернулась к продавцу и попыталась предъявить ему какие-то претензии. Хитрый торгаш включил режим «моя твоя не понимай». В следующий раз дама взяла с собой мужа и опять пошла на базар менять фальшивые «бриллианты» на настоящие, и снова всё закончилось тем же нулевым результатом.

Главный режиссёр обратился за помощью к реквизитору, который хвастался тем, что вроде бы как знает английский язык. Они пошли уже втроём, но в лавке их опять не понимали. Скорее всего, делали вид, что не понимают. Реквизитор выбивался из сил, но всё было бесполезно. Отчаявшись, он стал ругаться трёхэтажным русским матом. От всей души.

Французскую артистку Сару Бернар в начале XX века называли «самой знаменитой актрисой за всю историю». Поклонники и пресса величали её «Божественная Сара». Она была успешна, всемирно знаменита и, как следствие, богата. И вот однажды этой весьма состоятельной даме пришлось играть роль нищенки. Её роль заканчивалась следующими словами: «Идти больше нет сил. Я умираю от голода…»

Всё было великолепно в игре Сары Бернар, изображавшей бедную и несчастную женщину: бледное лицо, печальные глаза, дрожащий слабеющий голос и шатающаяся походка. Всё было убедительно. Кроме одного – на руке «голодной нищенки» блестел массивный золотой браслет. Актриса забыла его снять перед выходом на сцену. Этот досадный ляп был замечен в зрительном зале. Оттуда сразу же после слов «Я умираю от голода…» последовала язвительная реплика: «А вы продайте браслет!»... Однако Сара Бернар не растерялась и тихим «умирающим» голосом закончила свой монолог: «Я хотела продать свой браслет, но он оказался фальшивым…» После чего последовала бурная овация.

Эта история о курьёзной актёрской оговорке. Однажды вахтанговцы играли пьесу под названием «В начале века». Одна из сцен спектакля заканчивалась следующим диалогом:
– Господа, поручик Уточкин приземлился!
– Сейчас эта новость всколыхнёт города Бордо и Марсель!

Однако вместо слов о приземлении пилота, актёр, выбежавший на сцену, прокричал: – Господа, поручик Уточкин... разбился!... Эта неловкая оговорка привела к ещё одной. Партнёр на сцене был сбит с толку и исковеркал названия городов Бордо и Марселя. Он озабоченно произнёс: – Да-а-а... сейчас эта новость всколыхнет город Мордо и Бордель!

Тема сегодняшнего выпуска интернет-журнала «ПЗ» – театральные байки:
- Болтливый немой
- Оговорка по Пушкину
- Неожиданная реакция на папину игру
- Коварные выстрелы в театре
- Товарищ Киплинг
- Голодный суфлёр и ещё более голодный пёс
- Неожиданный финал с валенком в чеховской «Чайке»
- Как правильно объяснить свою рассеянность 

В 1961 году в Театре имени Моссовета была поставлена драма «Орфей спускается в ад». Главную роль спектакля – даму по имени Лейди Торренс – владелицу универсального магазина в провинциальном американском городе, играла народная артистка СССР, лауреат четырёх Сталинских премий, ведущая актриса и негласная хозяйка Театра имени Моссовета Вера Петровна Марецкая.

По ходу пьесы она часто меняла костюмы и наряды. Однажды впопыхах она надела туфли разного цвета – красного и белого – и выбежала с ними на сцену. Партнёры по спектаклю начали хихикать, выразительно глядя ей на ноги. Но аккуратненько так хихикать, вежливо. Никто не хотел ссориться с примой театра, к тому же ещё и женой главрежа Юрия Завадского.

Вопрос к милым дамам: представьте, что вы известная театральная звезда, которая стоит на сцене в туфельках разного цвета… как бы вы выкрутились из этой неловкой ситуации?... какие слова произнесли бы?

А вот Вера Марецкая посмотрела вниз и через секунду заявила с вызовом: – И что вы смеётесь, красный туфель под красную шляпку, белый туфель – под белую сумку!

Какой красивый и находчивый ответ, не так ли?

Ещё одна актёрская байка о пожилом работнике сцены. В одном провинциальном театре шла своим ходом знаменитая чеховская пьеса «Чайка». Прямо над сценой на рабочих мостках сидел старенький монтировщик по прозвищу Дедуня, на перильца облокотился, ножки в валенках вниз свесил и задремал. Да чего уж там, скажем честно – не просто задремал, а хорошенько так заснул.

И вот, наступил трагический финал спектакля. Как и положено за кулисами раздался выстрел – это совершил самоубийство Константин Треплев. Все вздрогнули – и актёры на сцене, и зрители в зале. Мать главного героя – Ирина Николаевна – испуганно спросила: – Что такое?

Доктор Дорн произнёс положенные по сценарию слова: – Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптечке что-нибудь лопнуло. Не беспокойтесь.

И тут откуда-то сверху на сцену, рядом с артистами, с глухим шлепком шмякнулся валенок. Антон Павлович Чехов очень сильно бы удивился такой неожиданной трактовке своей пьесы… Зрительный зал взорвался смехом. Драматический финал оказался смазан. Трагическая концовка превратилась в комедию. 

Однако спектакль надо было как-то доигрывать. Тогда доктор Дорн, понимая, что возникшую ситуацию уже никак не исправить и любые его слова всё равно будут звучать комично, обратился к Тригорину с репликой, от которой наверняка рассмеялся бы сам Чехов: – Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что после неудачной попытки застрелиться её сын Константин Гаврилович, кажется, повесился.

Однажды на сцене Большого театра давали величественную и масштабную «Хованщину» – оперу Модеста Мусоргского, основанную на исторических событиях, произошедших в России в конце XVII века. Всё шло, как положено: артисты пели, хористы подпевали, музыканты играли, суфлёр подсказывал, когда в этом возникала необходимость. И надо же было такому случиться, что сидящий в своей будочке заслуженный работник театра, суфлёр с тридцатилетним стажем, не успел перед долгим спектаклем поужинать. Чтобы исправить положение, ветеран театра прихватил с собою термос с чаем, варенье, да пару бутербродиков с колбасой-сервелатом. Сидел суфлёр и ждал большого фрагмента, когда его услуги не будут востребованы.

В какой-то момент спектакля на сцену вышел один из персонажей – стрелец в костюме царского охотника. Он держал на поводке огромного пса. В театрах иногда используют настоящих животных (чаще всего лошадей и собак) – для усиления эффекта достоверности. А для того, чтобы пёс, так сказать, не подмочил репутацию столичного театра и не испачкал знаменитую сцену, его целый день перед спектаклем не кормили.

Ну так вот, вышел тенор-стрелец-якобы-охотник с как-будто-бы-охотничьей-собакой и начал исполнять свою партию, а поводок намотал на руку, чтобы пёс случайно не убежал в зал. Суфлёр посмотрел по партитуре – минуток пять свободных у него есть: дай-ка, думает, перекушу. Налил себе чайку в кружечку, душевно туда вареньица добавил и развернул пакет с бутербродами…

Кстати, про Александра Володина, замечательного драматурга, поэта и киносценариста, о котором недавно шла речь, есть ещё одна интересная актёрская байка.

Однажды, в советские ещё годы, у Московского театра Олега Табакова (который поклонники любовно прозвали «Табакеркой») стояла толпа по случаю премьеры спектакля «Маугли». У входа в театр висела афиша, которая кричала огромными буквами: «РЕДЬЯРД КИПЛИНГ!!! «МАУГЛИ»!!!»… Публика буквально ломилась на спектакль, и милиция из последних сил её сдерживала. Сквозь плотную толпу народа молодые актёры «Табакерки» протаскивали на спектакль драматурга Александра Володина, чью пьесу «Две стрелы» они в те дни параллельно репетировали. Милиционер из оцепления упёрся и ни в какую: дескать, без билета не положено!... не пропущу!

– Да поймите вы, – убеждали его артисты, – это же наш знаменитый автор, мы его пьесу ставим!  

Принципиальный милиционер пронзил взглядом знаменитого автора, взял под козырёк и сурово произнёс: – Это другой разговор! Проходите, товарищ Киплинг, проходите!

Однажды актёр Сергей Мартинсон играл Бабу-ягу. Из зала за ним наблюдал его пятилетний сын Саша. По ходу действия мерзкая старуха поймала главного положительного героя, обрадовалась, стала кривляться и пританцовывать вместе с другой нечистью, напевая что-то вроде: «Мы тебя изжарим! Мы тебя в прах разнесём!...»

В такие страшные моменты юные зрители обычно начинают волноваться, пугаться, вжиматься в кресла, проситься на ручки к родителям, а некоторые, особо впечатлительные, даже начинают плакать.

И вот, в самый жуткий момент, когда Баба-яга должна была изничтожить доброго молодца, на весь театр раздался крик сына артиста Мартинсона: – Папа, ты дурак?!