В книге мемуаров Александра Вертинского с красноречивым названием «Четверть века без родины. Страницы минувшего» описан быт и нравы русских эмигрантов, покинувших родину после Революции. Можно как угодно относится к трагическим страницам нашей истории начала XX века и событиям 1917 года, однако то, что написано пером Вертинского не вырубишь никаким топором. Предлагаю вашему вниманию интересное наблюдение выдающегося артиста об эмигрантах за границей нашего отечества. Если вдруг кому-то что-то не понравится в мемуарах Александра Николаевича, то уж извините – этот человек со сложнейшей судьбой, переживший, испытавший и видевший многое, имел право рассказать то, что считал нужным. Итак, цитирую дословно:
«Я заметил, что многих, очень многих людей революция поставила на их настоящее место… Вернее, в эти дни, как в проявителе, который употребляют фотографы, ясно обозначились те черты некоторых людей, которые раньше не замечались и не могли быть замечены, как ничего нельзя увидеть на негативе, пока его не опустишь в проявитель.
Кем и чем были эти люди до революции? Многие из них занимали посты, играли видную роль при дворе, работали то на одном, то на другом поприще, часто были всесильны, всемогущи, имена их были известны каждому, — и всё это было не то, что они собой представляли на самом деле. Только здесь, в эмиграции, выброшенные из своей тихой заводи шквалом революции, они обрели свою истинную сущность, показали своё истинное лицо, нашли истинное призвание.
У меня, в кабаре «Чёрная роза», на вешалке стоял швейцаром бывший сенатор. Я никогда не видел швейцара, который был бы более удачен на своём месте, чем он. Он был услужлив, любезен, сообразителен и умел угодить публике, как никто. Он занимался всем, вплоть до сводничества. И зарабатывал великолепно. Очень многие, весьма щекотливые дела устраивались через него. И самое главное — он был вполне счастлив. Весь мир, такой огромный, такой сложный для него раньше, поделился теперь только на две половины, на два сорта людей: «дающих на чай» и «не дающих на чай». И он безошибочно разбирался в них...
— Разве это гость? — презрительно говорил бывший сенатор. — Я для него машину вызывал, за девочками ездил, домой его пьяного отвёз, а он… пять лир — на чай! — И брезгливо пожимал плечами.
— Тяжело вам, Константин Иванович? — иногда спрашивал я.
— Что вы! Что вы! Отлично!
Он махал на меня руками. Он был счастлив. Это было его настоящее призвание. А вся жизнь, прожитая им ранее, была ошибкой, сном, досадным воспоминанием.
На кухне шикарного ресторана-кабаре «Эрмитаж», в котором мне пришлось петь и быть ещё директором, служил поваром бывший губернатор. Не знаю, каким он был администратором в России. Вероятно, плохим. Знавшие его говорили, что он был зол, туп, придирчив и завистлив. Но поваром он был чудесным! Бывало, придя в ресторан в восемь часов утра, я заставал его за огромной чашкой чая с клубникой. Он потягивал горячий напиток и благодушно улыбался. Еда была его стихией. Целый день он пробовал соусы, вылизывая языком ложки, потом обедал — жирно, вкусно, — пил настойку. Вечером снова ел.
— Ну как, Николай Васильевич? — спрашивал я. — Трудновато?
— Да что вы, милый! Я отдыхаю! Только теперь я понял, что такое красота жизни!
И это была правда — он нашёл себя. А сколько великолепных лакеев, услужливых метрдотелей, лихих шофёров повыходило из людей, принадлежавших к самым богатым, самым высшим классам старого общества! Сколько сутенёров, жуликов, шулеров вышло из тех, кто носил самые громкие титулы, самые аристократические фамилии!
Значит, какая-то правда была в том, что
Эту накипь
Революция выплеснула
за борт.
Правда, вместе с этой накипью за борт попали и совсем иные люди. Но об этом потом».
Конец цитаты. Очень интересные мемуары Александра Вертинского «Четверть века без родины. Страницы минувшего».
И такие, знаете ли, параллели с сегодняшним временем и сегодняшними эмигрантами-релокантами вырисовываются…
Вот что-то типа следующей ситуации:
— Ну, и как вам нравится Константинополь? — спросил Вертинский одну знакомую даму… — Ничего, довольно интересный город… Только турок слишком много, — ответила она.
