После этого однажды у радиста Никулина отказала рация. Он совершенно случайно обнаружил мелкую поломку, очень незаметную, и вовремя ее устранил. Как раз в тот вечер немцы начали танковую атаку, и если бы рация не заработала, то дело могло кончиться очень и очень скверно. Трибуналом. Радиста вполне могли бы поставить к стенке и расстрелять! Не было никаких сомнений в том, кто именно приложил свою подлую руку к этой поломке. Этот неприятный случай был вступлением к новелле, чтобы стало понятно - что из себя представляет Петька Шабашников.
А вот и главная тема рассказа.
Взвод Никулина держал оборону в старом кирпичном доме. Немцы наседали, и оставаться в домике стало опасно. Тогда старшина достал шесть спичек, и велел их тянуть. Короткую вытащил радист Никулин – ему предстояло прикрывать отход своих товарищей. То есть жребий назначил его стать смертником. Николай несколько минут стрелял из окон. Пока не кончились патроны. Бросал гранаты. Кончились и они. Немецкие пули свистели и дырявили стены. От оконных рам летели щепки. Один из немцев стал наводить на окно фауст-патрон…
Николаю Никулину потом всю жизнь часто снился один и тот же сон: немцы атакуют, он нажимает на курок, но винтовка молчит, он лихорадочно ищет патроны в куче стреляных гильз и видит, как на него медленно наводят фауст-патрон. После этого сна он всегда пробуждался в холодном поту…
А тогда, в 1944-м, он молниеносно бросился на пол в дальний угол. Но немец промахнулся - фауст-патрон попал в стену сантиметров на пятнадцать выше окна. Оглушенный взрывом Николай услышал немецкую речь - фрицы уже поднимались по лестнице. И он спрятался в шкафу. К счастью, немцы не стали шарить по шкафам, а стали обустраиваться. А через пятнадцать минут вернулись наши, и перебили всех врагов. Однополчане были рады увидеть смертника живым. А он отделался только дрожью в коленках...
Так вот, вы спросите - причем тут подлец Петька Шабашников? А притом, что спустя пару дней немецкий снаряд попал в землянку, где он находился, и Петьку в ней завалило. Его раскопали и понесли хоронить. И старшина поручил Никулину разобрать вещи погибшего, перебрать его бумаги, и если есть написанные письма, то отправить их по почте родным. Никулин стал разбирать пачку бумаг, и вдруг обнаружил среди них донос. Донос на себя. В нём Петька сообщал Куда-Надо подробности недавнего боя в кирпичном доме. По его словам выходило, что сержант Никулин остался в том доме по собственной воле, сдался немцам, и в течение долгого времени был с ними в контакте, очевидно, получал от них задание. Иначе они увели бы его с собой или убили бы. А он выжил – значит шпион…
Вот так-то. Здорово сработано! И ведь ничего не докажешь и не оправдаешься! Пожалуй, СМЕРШ никаких оправданий и не потребует, а просто выпишет 9 граммов в лоб, и всё…
И таких Петек на войне было множество. Они были силой, они были системой, они были олицетворением того, что всех окружало. Как сказал еще один великий писатель Сергей Довлатов: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?»