Показать содержимое по тегу: Исторические байки

Однажды солиста Большого театра, талантливого тенора Дмитрия Алексеевича Смирнова пригласили на частный концерт в один из московских купеческих домов. Дело было летом, стояла жара и поэтому окна в доме были открыты настежь. В конце вечера хозяйка попросила гостя спеть ещё какой-нибудь романс.

– С удовольствием спел бы ещё, – ответил артист, – но, сударыня, время позднее, а у вас окошки открыты нараспашку. Боюсь, как бы ваши соседи не были в претензии, что мы беспокоим их ночью.

– Тем лучше! – воскликнула простодушная купчиха. – И поделом: прошлой ночью их собака тоже выла у нас под окном и нам спать не давала.

Ещё одна забавная история на музыкально-ресторанную тематику. Когда британо-американский дирижёр польско-ирландского происхождения Леопольд Стоковский приезжал на гастроли в Париж, то часто посещал один маленький и уютный ресторанчик в центре города. Хозяин ресторана каждый раз встречал дирижёра крайне радушно и всегда кормил его дорогими блюдами за очень дешёвую плату.

Однажды Стоковский спросил: – Чем я обязан вашей столь необыкновенной любезности? Ведь я не беден.

– Я очень люблю музыку, особенно в вашем исполнении, маэстро… – с жаром воскликнул хозяин, – преклоняюсь перед вашим талантом и готов пойти на любые жертвы ради прекрасного музыкального искусства!

Леопольд Стоковский расчувствовался, вышел из ресторана крайне растроганным и вдруг… заметил в окне ресторана табличку: «Ежедневные завтраки, обеды и ужины в обществе великого Стоковского».

В Париже в начале 20-х годов прошлого столетия после благотворительного концерта с участием Фёдора Шаляпина группа актёров поехала в один из русских кабачков. В нём выступал хор в шёлковых косоворотках в сопровождении музыки балалаек. Под стук вилок и ножей, да под гул общего разговора, солист затянул ямщицкую песню «Степь да степь кругом». У Фёдора Шаляпина развернулась душа, и он стал тихонько подпевать.

Вдруг из-за соседнего стола кто-то стал возмущаться: – Безобразие! Вести себя не умеете! Не мешайте артисту петь!

Ревнителю хорошего тона шепнули что-то на ухо. Видать сообщили кому именно он сделал замечание. Тот поперхнулся и сконфуженно устремил свой взгляд в тарелку.

Но ещё больше был смущён Фёдор Иванович Шаляпин. Впервые в жизни его попросили ПЕРЕСТАТЬ петь...

Выдающийся финский композитор и глава национальной музыкальной школы Ян Сибелиус очень любил всевозможные торжества и домашние праздники, которые могли тянуться в его доме неделями. Как-то раз к нему в гости попал его старинный друг – дирижёр и композитор Роберт Каянус. Эх, погуляли на славу! О том, как могут эх, погулять горячие финские парни нашему народу хорошо известно. Особенно в Петербурге.

На третье утро кутежа Роберт Каянус проснулся не только с головной болью, но ещё и в страшной тревоге: он вдруг вспомнил, что вечером должен дирижировать гастрольным концертом в Петербурге! Ему следовало скорей побриться, умыться и успеть к поезду...

В апреле 1842 года в Петербург на гастроли прибыл венгеро-немецкий композитор и пианист Ференц Лист. Он приехал в Россию на вершине своего успеха – тот год был пиком его концертной деятельности. По всей Европе ходили легенды о его невероятной виртуозности и магнетическом воздействии на публику. Причём его слава как «пианиста №1» была даже громче, чем композиторская известность. Ференц Лист по праву считается одним из величайших пианистов XIX века.

А ещё он обладал гордым и независимым характером. Молва приписывала Листу непочтительное поведение с сильными мира сего и даже дерзкое общение с венценосными правителями. О крутом нраве знаменитого музыканта есть два забавных исторических анекдота.

Первый свой концерт в Петербурге Ференц Лист давал при императорском дворе – в концертном зале Зимнего дворца. Перед выступлением состоялась краткая аудиенция у Николая I, который, кстати, был небольшим любителем западной современной музыки. В ходе беседы между Листом и русским царём состоялся курьезный диалог. Николай Павлович с пренебрежением отозвался о длинных волосах Листа: в те годы в России подобные причёски мужчинам были категорически запрещены, как признак вольнодумства. На что Лист гордо ответил, что волосы свои он отрастил в Париже и только там их и сострижёт. Ежели захочет. А коли не захочет – так и не сострижёт... Столь вызывающий ответ российскому императору мало кто мог себе позволить. Лист – позволил.

В 1859 году в парижском «Лирическом театре» состоялась премьера оперы «Фауст», музыку для которой написал французский композитор Шарль Франсуа Гуно. Со временем опера попала в знаменитый театр «Гранд Опера», где превратилась в грандиозную постановку с мощным хором, богатыми декорациями, яркими костюмами, и даже с появлением балетных сцен в последнем акте.

Благодаря опере «Фауст» популярность Шарля Гуно среди парижан росла с каждым днём. Одно столичное музыкальное издательство выпускало партитуры и клавиры этой оперы огромными тиражами. Однако материальное благополучие композитора от этого почему-то не повышалось...

Как вы думаете, почему автор не получал причитающиеся ему авторские отчисления?.. Правильно вы думаете. Из-за жадности хозяина издательства.

И вот однажды зимой тот самый скупой владелец того самого музыкального издательства пригласил Шарля Гуно покататься в санях по Булонскому лесу. Создатель «Фауста» явился в старом, изрядно потёртом зимнем пальто. Издатель, ожидавший его в своём прогулочном ландо, был одет в новую, с иголочки, элегантную меховую шубу. Гуно пощупал пальцами дорогую вещь и, улыбнувшись, сказал: – Подарок от Фауста, я полагаю?

Немецкий композитор-романтик, дирижёр и пианист Карл Мария фон Вебер в 1811 году отправился в концертное турне по наполеоновской Франции.

После каждого выступления в парижских газетах появлялись восторженные похвалы величайшему из величайших маэстро всех времён и народов гениальному Веберу. И вот что было удивительно: эти хвалебные статьи неизвестных авторов были написаны с подозрительно точным знанием музыки Вебера и подробнейшим описанием эпизодов жизни композитора, о которых знали только в его семье. Настолько восхищённо возносить до небес творчество основоположника немецкой романтической оперы мог только очень близкий к нему человек. 

Вскоре выяснилось, что те самые дифирамбы пел… сам себе барон Карл Мария Фридрих Август (Эрнст) фон Вебер, подписываясь под газетными статьями разными вымышленными именами.

Однажды в парижский театр «Гранд Опера» на премьеру романтической оперы «Тангейзер» её автор – Рихард Вагнер – пригласил композитора Джакомо Мейербера. После спектакля Вагнер поинтересовался мнением коллеги: – Что скажете, маэстро?

А тот вместо ответа с улыбкой указал на спящего зрителя… Как можно было уснуть под громкую и торжественную музыку Вагнера – это отдельный вопрос. Однако, заснувший на спектакле зритель – это стыд и позор для любого автора. Вагнеру было очень обидно.

Вскоре после этого в том же театре была поставлена опера Мейербера «Пророк», и на её премьеру был приглашён Вагнер. После спектакля настал черёд теперь уже Джакомо Мейерберу интересоваться мнением знаменитого коллеги: – Каковы ваши впечатления?

Вагнер торжествующе закричал: – Взгляните!... – и тоже указал на спящего зрителя. Так сказать, «отомстил» за свой недавний позор. На что Мейербер ответил не задумываясь: – Ну, этот человек спит ещё с того вечера, когда шёл ваш «Тангейзер».

Кстати, есть ещё одна интересная история про оперу «Гугеноты». Музыку к этому масштабному музыкальному представлению, которое длится в пяти актах более 4-х часов, написал композитор Джакомо Мейербер. Однажды в Берлине он руководил репетицией своей оперы. По ходу репетиции в одном моменте ударник должен был тихо-тихо ударить в барабан, и он это сделал очень мягко. Однако композитор остановил оркестр и попросил ударить в барабан ещё более пиано – то есть тише.

Ударник исполнил желание автора и едва-едва коснулся барабана, но и на этот раз Джакомо Мейербер не был удовлетворён. Ох уж эти привередливые композиторы! Когда они берут в руку дирижёрскую палочку, то становятся совершенно несносны! Только их утончённый слух может определить требуемую лёгкость прикосновения деревянной колотушки к мембране барабана. Но делать нечего. Музыканты оркестра начали репетицию нужного фрагмента снова.

Но на этот раз барабанщик шепнул соседу: – Сейчас я вовсе не ударю. Посмотрим, что он скажет… И таки не ударил.

Довольный Мейербер похвалил музыканта: – Браво! Вот теперь совсем хорошо. Но попробуйте ещё тише!

Однажды великий русский поэт-баснописец Иван Андреевич Крылов пошёл в театр. На сцене Итальянской оперы Петербурга давали спектакль «Гугеноты». Это романтическо-музыкальная трактовка трагических событий знаменитой Варфоломеевской ночи. Если уж быть точным, то в те в годы в России по цензурным соображениям постановка носила название «Гвельфы и гибеллины». Постановщикам спектакля приходилось маскировать религиозный конфликт, о котором в опере шла речь. Но тем не менее, вражда католиков и гугенотов на сцене изображалась.

Так вот, пришёл Иван Андреевич Крылов в оперный театр для того, чтобы насладиться красочным музыкальным представлением. Рядом с ним оказался какой-то незнакомый господин, который, едва началась первая ария, стал фальшиво подпевать. Ладно бы просто подпевал-подвывал, так он ещё и ногой притоптывал в такт музыке. Притоптывал, но в такт не попадал. В конце концов Крылов не выдержал и возмутился: – Да что же это за безобразие!

Незнакомец прервал своё исполнение, взглянул надменно на Крылова, и строго спросил: – Эти слова относятся ко мне? 

– Ну что вы! Как вы могли такое подумать, – ответил Крылов. – Это я сказал про того гугенота на сцене, который мешает мне слушать ваше пение!