Показать содержимое по тегу: М и Ж (Мужское и Женское)

Эта заметка в том числе подходит для традиционной рубрики нашего интернет-журнала – «История одной фотографии».

В ноябре 1991 года в германской газете «Hamburger Abendblatt» была опубликована удивительная, потрясающая и ошеломляющая фотография, которая пролежала в архиве 55 лет. Пролежала потому, что во времена гитлеровского Третьего Рейха её нельзя было показывать из-за одного упрямого человека. А в послевоенное время – затруднительно было демонстрировать из-за трёх сотен человек, точнее сказать, из-за их жестов.

Потому как это были руки, вскинутые в нацистском приветствии. Столь впечатляющий снимок сделан 13 июня 1936 года на гамбургской судостроительной верфи «Blohm+Voss» («Блом+Фосс»). В этот день спускалось на воду военно-морское учебное судно «Хорст Вессель» – парусно-моторный трёхмачтовый барк. Во время церемонии крещения и спуска нового корабля один из лидеров нацистской партии Рудольф Гесс произнёс речь в присутствии Адольфа Гитлера, а присутствующие на митинге рабочие, инженеры, служащие, моряки и прочие члены партии дружно и радостно вскинули вверх правые руки. Но среди этого коллективного единодушия был один человек, который не зиговал. Он стоял, гордо выпрямившись, скрестив руки на груди, с презрительной усмешкой на лице…

Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат четырёх Сталинских премий и одной Ленинской, доктор физико-математических наук и профессор Яков Борисович Зельдович был самым засекреченным академиком в СССР. Это потому, что он – один из создателей атомной бомбы. И водородной бомбы тоже.

Он также трудился над разработкой реактивных снарядов для системы залпового огня БМ-13 – знаменитой «Катюши». Яков Борисович всего за пару месяцев открыл новый, более эффективный и безопасный тип горения пороха. Кроме того, учёный сумел доработать баллистику снарядов, чтобы они могли лететь ещё дальше. И, кстати, до конца войны гитлеровцам так и не удалась разгадать секрет внутренней баллистики реактивного снаряда, рассчитанного Зельдовичем.

Известный немецкий археолог Генрих Шлиман, тот самый открыватель античной Трои, вернувшись в Германию после двадцатилетнего пребывания на археологических раскопках в Греции, оказался в центре внимания высшего берлинского общества.

На одном из светских приёмов некая дама спросила его: – Герр Шлиман! Верно ли, что в Греции у всех женщин исключительно греческие носы?

– Это абсолютно верно, мадам! – ответил Шлиман. – За все двадцать лет моего пребывания в этой стране я никогда не слыхал, чтобы туда импортировали иностранные носы, поэтому они могут быть только греческими…

Вы никогда не задавались вопросом – как в мелодраме «Москва слезам не верит» Николай так быстро нашёл Гошу после его ухода от Катерины? Помню, как сейчас – когда смотрел этот фильм впервые, то очень удивился сцене, в которой выглядевший как сотрудник спецслужбы электрик Николай произнёс фразу (ставшую впоследствии крылатой): «Георгий Иваныч, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора здесь проживает?».

Вот как ему удалось так быстро и так ловко отыскать исчезнувшего слесаря Гошу? – задумался тогда не только я, но и 90 миллионов зрителей, посмотревших в 1980 году эту ленту – лидера кинопроката, между прочим. А и в самом деле – как? Ведь в картине это никак не объясняется. По сюжету главные герои фильма не знают ни места жительства, ни точного места работы, ни даже фамилии Георгия Ивановича. Всё, что знает рыдающая Катерина о Гоше – это то, что у него есть шрам после аппендицита.

И тут за дело берётся муж Антонины – электрик со стройки Николай, и безо всяких навыков сыскной работы, безо всяких картотек, адресных столов и отпечатков пальцев, т.е. без помощи милиции, исключительно в одиночку, находит Гошу и прерывает его недельную самоизоляцию, в которую тот ушёл для лечения душевной раны. Причём разыскивает его в кратчайшие сроки – всего за половину суток. И это всё происходит в многомиллионной Москве, которая не только слезам не верит, но ещё и не верит способности простого работяги перевоплотиться в Шерлока Холмса...

Жил-был в послевоенные годы в столице советского Казахстана в городе Алма-Ате мальчик, которого звали Арсен Бейсембинов. Когда ему было 14 лет он увидел в популярном журнале «Огонёк» репродукцию картины «Утро» работы художницы Татьяны Яблонской. На ней была изображена длинноногая девочка, делающая утреннюю зарядку в комнате, ярко залитой солнечным светом. Увидев стройную пионерку-физкультурницу, парнишка Арсен влюбился в неё с первого взгляда. Тот, кто не верит в эту неразделённую юношескую любовь – тот чёрствый и сухой человек, который сам никогда не очаровывался в подростковом возрасте нарисованными высокохудожественными персонажами.

А вот Арсен Бейсембинов вырезал картинку с любимой из журнала и повесил в своей комнате над кроватью. Как и многие советские мальчишки, он мечтал когда-нибудь встретиться с девочкой с картины. А ещё он очень захотел научиться рисовать так же красиво и солнечно. Арсен решил: «Вырасту и стану художником».

Пока он рос и учился в школе, миллионы детей по всей огромной стране писали сочинения на тему описания картины «Утро» – настолько она была популярна. Её печатали в журналах, выпускали в виде плакатов и открыток, вклеивали в альбомы и вешали на стены. Она даже попала в учебник «Родная речь», который прекрасно помнят несколько поколений наших сограждан.

Но мало кто знал тогда, что художница Татьяна Яблонская запечатлела в знаменитой работе свою дочь Елену. Если бы кто-нибудь сказал в те дни девочке Лене, что картина с её участием станет для неё настоящим талисманом и что она благодаря этому полотну найдёт свою единственную любовь – она бы не поверила…

На днях я сделал маленькое литературное открытие. Личное. Сам для себя, то есть. Вот если я сейчас с вами им поделюсь, то начнут смеяться филологи, преподаватели русской литературы и прочие знатоки нашей изящной поэтической словесности – дескать, ай-я-яй, как не стыдно такое не знать! фи-и-и, как можно быть таким невеждой!... А и пусть смеются. Всё равно расскажу. Так как не могу сдержаться от нахлынувших чувств после обнаружения подробностей создания одного из самых знаменитых стихотворений Сергея Есенина – про собаку Джима.

Наверняка каждый из нас помнит сцену из романтической мелодрамы «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» в которой Женя Лукашин, прибыв в Ленинград на 3-ю улицу Строителей, дом №25, встречает у лифта мужчину с крупным псом и начинает бесцеремонно приставать к собаке. Приглашает к себе в гости и произносит слова «Дай, Джим, на счастье, лапу мне…»

Вот эту первую строчку из стихотворения Сергея Есенина (благодаря фильму Рязанова) знают все. А что там дальше? Помните?... Я лично (признаюсь честно) – до вчерашнего дня не только не помнил, но и не знал никогда. То ли не учил этот стих в школьные годы, то ли его вообще не было в моей школьной программе – теперь уже и не вспомнить, давно это было.

Оказывается, стихотворение это называется «Собаке Качалова». Того самого знаменитого и великого актёра Василия Ивановича Качалова – ведущего артиста Московского Художественного театра. Он был дружен с Есениным. Удивительно нежные и трогательные строки поэт посвятил любимому псу актёра – доберману по кличке Джим...

Ещё в начале XX века часы на руке считались исключительно женским аксессуаром. Они были в первую очередь украшением. Предметом роскоши. Стоит особо отметить, что так было заведено на протяжении столетий.

Самое первое упоминание о наручных часах относится к 1571 году. Тогда Роберт Дадли, граф Лестер, друг и фаворит королевы Елизаветы I, преподнёс своей венценосной возлюбленной шикарный подарок – богато украшенный бриллиантами и жемчугом браслет с часами.

C того момента и до стыка двух веков – XIX и XX – наручные часы являлись сугубо женским украшением и назывались «браслетами». В те времена мужчине нацепить на руку женские браслеты с часиками было страшнее, чем надеть юбку. Мужчины носили солидные золотые часы на золотой цепочке в специальном жилетном кармане. Так, только так и никак иначе!

Однажды досадная неприятность на кухне, а именно травма женского пальчика, привела к открытию рафинада – то есть, очищенного сахара в аккуратных прямоугольных кусочках. Произошло это в середине XIX века в небольшом городке Дачице, который находится в Моравии – а именно в южной части современной Чехии.

К тому времени сахар уже был давно изобретён, вот только он тогда стоил весьма дорого и был не всем по карману. Он производился на заводах из тростника или сахарной свёклы и поставлялся в бакалейные магазины в виде огромных конусов, которые в русском языке именовались сахарными головами. Эти слитки, изготовленные из сладкого сиропа, имели внушительные размеры и вес – иногда они достигали 15 килограммов и полутора метров в высоту. Сами понимаете, купить такую глыбу и дотащить её домой было непростой задачей, как с точки зрения стоимости, так и физических усилий. Поэтому торговцы раскалывали сахарные головы на куски и продавали их на вес, заворачивая клиентам в специальную бумагу.

Однажды фронтовой корреспондент газеты «Красная звезда» Павел Трояновский общался с генералом-артиллеристом Василием Казаковым. И тот рассказал военкору две интереснейшие детали о любимых женщинах выдающегося маршала Константина Рокоссовского – о его жене и дочери.

В октябре 1941 года семья Константина Константиновича, тогда ещё командующего 16-й армией, была временно эвакуирована в Новосибирск. Местные органы, ведающие распределением трудовых ресурсов, направили жену командарма Юлию Петровну Рокоссовскую в госпиталь. Там ей предложили работать прачкой. Она согласилась безо всяких возражений и принялась за весьма тяжёлую работу.

Спустя два месяца начальнику госпиталя попалось личное дело Ю.П. Рокоссовской. Полковник медслужбы был потрясён. Он вызвал к себе Юлию Петровну и спросил: – У вас в анкете сказано, что ваш муж, Рокоссовский, находится на фронте.
– Да, он на фронте, – подтвердила Юлия Петровна.
– А это не тот ли генерал Рокоссовский, армия которого отличилась при обороне Москвы?
– Мой муж командует 16-й армией, которая действительно обороняла Москву.
– Так вы являетесь женой Константина Константиновича Рокоссовского? – продолжал удивляться начальник госпиталя. 
– Да.
– А что же вы об этом никому не сказали?
– Меня не спрашивали. – скромно ответила жена командарма...

Из школьного курса литературы мы знаем, что Василий Андреевич Жуковский – это великий русский поэт, важнейший из первостепенных наших классиков и один из основоположников романтизма в отечественной поэзии. Искусный переводчик иностранной литературы, особенно древней – такой как «Одиссея» Гомера, действительный член Академии Российской, видный реформатор русской поэзии Василий Жуковский также известен как ученик Николая Карамзина, литературный покровитель Александра Пушкина, учитель в царской семье, в том числе наставник будущего императора Александра II. Он же является не только создателем многочисленных романтических элегий, посланий, песен, романсов, баллад и эпических произведений, но и автором слов государственного гимна Российской империи «Боже, Царя храни!».

Это основные сведения, которыми владеет каждый образованный человек. А вот знаете ли вы, что Василий Андреевич Жуковский по своему происхождению должен именоваться как Василий Афанасьевич Бунин? Да-да, фамилия Жуковский дана ему крёстным отцом, а на самом деле он принадлежит к старинному дворянскому роду Буниных. Тому самому роду, который дал нашему Отечеству нескольких достойных граждан, включая самого знаменитого Бунина – Ивана Алексеевича – писателя, поэта и переводчика. Так что лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Бунин и прославленный поэт Василий Жуковский – родственники.

Само появление Василия Жуковского на свет – это интереснейшая история, достойная амурного романа и даже сентиментальной экранизации. Удивительно, почему до сих пор никто не снял фильм о любовном треугольнике… а впрочем, даже не треугольнике… а многоугольнике, который возник в конце XVIII века в семье отставного секунд-майора Афанасия Ивановича Бунина. Он был помещиком Тульской, Калужской и Орловской губерний. У него было 11 детей, из которых к описываемым событиям выжили только пять девочек...