Показать содержимое по тегу: Литературные заметки

В 1933 году, вскоре после того, как Иван Алексеевич Бунин первым из русских писателей получил Нобелевскую премию по литературе, некоторые жуликоватые эмигранты пытались обманом получить хотя бы часть премиальных денег. Однажды в дом Бунина начали ломиться неизвестные бугаи.

– Кто там? – спросил Иван Алексеевич.

– Откройте, господин Бунин, – ответили густым басом за дверью. – Мы к вам по очень важному делу.

– Я болен и не принимаю. – заявил писатель.

Непрошенные гости сообщили: – Речь идёт о русской национальной ценности, которая не должна попасть в руки кремлёвских палачей. Это топор Петра Великого. Вы как лауреат должны его выкупить.

– Видимо, это тот самый топор, которым он прорубил окно в Европу? – мрачно съязвил Бунин...

Однажды немецкий писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе Герхарт Гауптман, находясь в Венеции, зашёл в антикварную лавку. Там он увидел редкое произведение древнего керамического искусства и обратился к хозяину: – Сколько стоит эта ваза?

– Шесть тысяч лир, – ответил антиквар. – Но вам, высокоуважаемый маэстро, мы готовы продать эту вазу за четыре тысячи. Только потому, что это вы. 

Польщённый и довольный Гауптман заплатил деньги и подумал: «А всё же неплохо быть знаменитым». Хозяин лавки спросил у блаженно улыбающегося покупателя: – Синьор, а куда доставить вазу?

– В гостиницу «Националь».

– А кому?

Как-то раз поэт Владимир Маяковский выступал в литературном кафе. После концерта один из поклонников Маяковского захотел выразить ему своё восхищение. Почитатель таланта подошёл к любимому автору, вынул книжку его стихов и завёл разговор о гениальности его творчества.

Выслушав первые восторженные отзывы своего поклонника, Маяковский остановил его и сказал: – Мне очень приятно слышать, что вы говорите, но дело в том, что я тороплюсь – у меня назначена встреча. Если у вас всё ещё есть желание похвалить мою книгу, то, пожалуйста, подойдите вон к тому последнему столику… Видите, там сидит старичок?.. Подойдите к нему и расскажите ему о гениальности моего творчества. 

Почитатель удивился и спросил: – А при чём здесь какой-то старичок?

– А при том, что я ухаживаю за его дочерью. Она уже знает, что я великий поэт, а её отец всё ещё сомневается. Вот и скажите ему. – пояснил Маяковский. 

Однажды в Москве, в дружеской беседе с молодыми писателями-беллетристами, граф Лев Николаевич Толстой начал упрекать их в нежелании работать: – Ничего вы не делаете, ничего не пишете, нигде не видно ваших работ… Изленились совсем, – говорил он.

Молодые беллетристы сначала отмалчивались, а затем один из них прямо заявил: – И пишем, Лев Николаевич, и работаем, да нас нигде не печатают – не берут…

– Как это не берут? – изумился граф. – Ведь вы, несомненно, талантливы.

– Все мы талантливы, Лев Николаевич, по вашему мнению, – отвечали ему, – а нынешние редакторы изданий этого не находят.

Толстой не хотел верить возможности такого грустного явления в печати, как полное отсутствие критического анализа у редакторов, и решил проверить всё сам. Для этой цели он написал небольшой рассказ и послал его в редакцию какого-то журнала, подписавшись неброским псевдонимом... Недели через две граф лично отправился узнать участь своего произведения. Редактор не узнал маститого автора, поэтому принял его довольно сухо и с первых же слов сообщил, что его рассказ напечатан не будет…

Друг и однокурсник Александра Пушкина по Царскосельскому лицею, будущий декабрист Вильгельм Карлович фон Кюхельбекер обладал литературным даром. Причём несомненным и оригинальным даром. Литературная деятельность Кюхельбекера была разнообразна: он был поэтом, драматургом, прозаиком, переводчиком, журналистом и критиком.

В начале 20-х годов XIX века, ещё до своего участия в восстании на Сенатской площади, Вильгельм Кюхельбекер приступил к написанию поэтической трагедии в пяти действиях с хорами под названием «Аргивяне». Сия трагедия была основана на сюжете из античной истории. Она изображала борьбу республиканского Коринфа против тирана Тимофана.  

Автор стремился показать неизбежность крушения самодержавной власти от рук героев-тираноборцев. Трагедия «Аргивяне» была полна революционного пафоса и носила ярко выраженный агитационный характер в ущерб исторической достоверности. При жизни Кюхельбекера эта трагедия так и не была полностью опубликована. Напечатаны были только некоторые отрывки из неё. 

Известный в начале XIX века русский поэт-сатирик Михаил Васильевич Милонов имел чрезмерную пагубную страсть к употреблению спиртных напитков. Этот отвратительный порок не был секретом для его современников. Вот как Александр Сергеевич Пушкин описал один характерный случай из жизни этого, не лишённого литературного дара человека, которого сгубила постыдная страсть.

Однажды к поэту и литературному переводчику Николаю Ивановичу Гнедичу пришёл сатирик Милонов. Явился он пьяный, по своему обыкновению, оборванный и растрёпанный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, указывая на небо, сказал: – Там, и только там найду я награду за все мои страдания!

– Братец, – возразил ему Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

В конце XVIII века на подмостках лондонского театра «Друри-Лейн» с большим успехом шла пьеса ирландского драматурга и поэта Ричарда Шеридана под названием «Школа злословия». Она, кстати, и по сей день весьма популярна во многих театрах мира. Это сатирическая комедия, одна из лучших английских комедий нравов.

Премьера «Школы злословия» вызвала всеобщее восхищение. Вот как английский критик Уильям Хэзлитт описал эту пьесу: «Школа злословия» – если не самая оригинальная, то, возможно, самая законченная и безупречная комедия, которая у нас есть… Помимо остроумия и изобретательности этой пьесы, в ней царит добродушный дух откровенности и великодушия, который успокаивает сердце и прочищает лёгкие. Она исповедует веру в природную доброту, а также в привычную порочность человеческой природы».

Если уж литературный критик (!) настолько добродушно похвалил пьесу Ричарда Шеридана, то уж его друзья-коллеги просто обязаны были рассыпаться в любезных комплиментах. Однако порочная человеческая природа остаётся неизменной на протяжении столетий и даже тысячелетий. Не все могут порадоваться успеху ближнего своего…

Знаменитый англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, философ и поэт Джонатан Свифт, наиболее известный как автор «Путешествий Гулливера», сам был страстным путешественником. Неудивительно, что с ним частенько происходили различные дорожные анекдоты. Предлагаю вашему вниманию два из них, наиболее корректных. Остальные истории – не очень приличные, так как содержат весьма специфический юмор XVIII века.  

Первая история. Как-то раз с наступлением ночи Джонатан Свифт зашёл в гостиницу. Хозяин сообщил, что все комнаты уже заняты, и предложил гостю поместиться на половине кровати, другая половина которой уже занята фермером, приехавшим незадолго перед ним. Делать нечего. Свифт согласился.

Сосед по кровати оказался добродушным человеком и принялся подробно рассказывать о том, как он ловко устроил свои дела на ярмарке. Долгое и нудное перечисление фермерских успехов и подробностей торговых сделок порядком надоело писателю. Свифт прервал болтовню простоватого фермера страшными словами: – Что касается меня, то мне не так посчастливилось: с тех пор, как открылась судебная сессия, мне удалось вздёрнуть только шестерых...

Однажды французский король Людовик XIV прочёл знаменитому поэту и литературному критику Николе Буало свои стихи, а после попросил его высказать о них авторитетное мнение.

Поставьте себя на место Буало. Он хоть и был едким сатириком и смелым критиком, но ёрничать и критиковать короля – это очень рискованное занятие. В лучшем случае можно было лишиться тёплой должности придворного историографа, а в худшем лишиться… сами понимаете чего. Вот как сообщить Людовику XIV, этому «богоданному» «королю-солнце», что его стихи – откровенное… недоразумение?

Однако мастер изящной словесности и теоретик классицизма Никола Буало нашёл выход из щекотливой ситуации. Он торжественно заявил: – Государь, для Вашего Величества никогда нет ничего невозможного: вам пришло желание написать плохие стихи, и вы легко исполнили это высочайшее намерение.

В одном институте иностранных языков, на факультете, где готовили литературных переводчиков, решили провести маленький эксперимент. Якобы для выполнения контрольной работы, одной группе студентов раздали текст русской частушки и попросили перевести её на английский язык. Задорная частушка предназначалась для женского исполнения:

Эх, лапти мои,
Четыре оборки,
Хочу – дома заночую,
Хочу – у Егорки. 

Четверостишие о разбитной деревенской бабёнке студенты как могли перевели на аглицкий язык. Листочки с их творениями передали студентам другой группы и предложили перевести полученные вирши обратно на русский. Вот что получилось у одного из них: