Материалы отфильтрованы по дате: Понедельник, 06 апреля 2020

 У писателя-прозаика, поэта и драматурга Владимира Александровича Соллогуба была дочь Елизавета – девушка поразительной красоты. Однажды вместе с нею Соллогуб прогуливался в Летнем саду Петербурга, и встретил там одного своего знакомого. Знакомец тот был очень самоуверенным и очень глупым человеком.

Совершенно бестактно он обратился к писателю: – Скажи, пожалуйста – как это случилось? Ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя такая красавица!?

– Это бывает, – спокойно ответил Владимир Соллогуб. – Попробуй-ка, женись: у тебя, может быть, будут умные дети.

Однажды на великосветском званом обеде один из высокородных гостей подошёл к ирландскому драматургу и романисту Бернарду Шоу, который славился своим острословием. Важный господин вальяжно обратился к писателю: – Вы и есть тот самый знаменитый драматург? А это правда, что ваш отец был простым торговцем зерном?

– Правда – ответил Шоу.

– Так почему же вы не стали торговцем зерном? – надменно спросил аристократ.

– Трудно сказать. Призвание, а может быть, просто каприз. Ну вот, например, ваш отец, если не ошибаюсь, был джентльменом?

– Конечно – гордо ответил сын джентльмена.

– Так почему же вы им не стали? - парировал Бернард Шоу.  

В советской кинокомедии «Верные друзья» есть один забавный момент: главные герои оказываются на сцене Дома Культуры речников и пытаются объяснить местной публике, пришедшей на концерт, что они не столичные артисты, а простые путешественники. А в ответ из зала – весёлый хохот. Напрасно друзья пытались растолковать, что один из них – академик архитектуры, второй – врач-нейрохирург, а третий – профессор и знатный селекционер-коневод. Зрители им не верили, считали всё эстрадной шуткой, смеялись до слёз и требовали песен.

Вполне возможно, что авторы сценария киноленты «Верные друзья» Александр Галич и Константин Исаев хорошо знали биографию писателя Марка Твена. Ведь нечто подобное однажды произошло с классиком американской юмористической литературы.

Публика вечно ожидала от великого пересмешника Марка Твена шуток, независимо от серьезности обстановки. Однажды он должен был выступать с приветствием на выпускном вечере в женском колледже. Твен вышел на сцену и объявил, что вместо скучной речи он прочтёт серьезное стихотворение. Но в ответ раздался хохот...

Выдающийся американский писатель, журналист и общественный деятель Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, известный всему миру под литературным псевдонимом Марк Твен, за свою жизнь сменил множество профессий. Самая интересная из них и, кстати, самая любимая Твеном – это работа в юности речным лоцманом на реке Миссисипи.

На всякий случай напомню (а вдруг кто-то и вовсе не знает), что псевдоним Марк Твен взят из терминов речной навигации. Выкрик «mark twain» – дословно «метка двойка» или «двойная метка» – означал, что достигнута минимальная глубина, пригодная для прохождения речных судов.

Однажды знаменитый английский писатель Артур Конан Дойл приехал в Париж. На вокзале к нему с решительным видом подошёл таксист, молча взял его чемодан, донёс до автомобиля, сунул в багажник и, только лишь сев за руль, осведомился: – Так куда же вас отвезти, месье Конан Дойл?

– Как, вы знаете меня? – приятно изумился писатель.
– Я вас впервые вижу, – признался шофёр.
– Как же тогда вы узнали кто я?

Таксист с очень гордым видом произнёс: – Да просто я воспользовался описанным вами дедуктивным методом. Во-первых, я прочитал в газетах, что Артур Конан Дойл две недели как находится у нас на отдыхе, во французской Ривьере. Во-вторых, я про себя отметил, что поезд, с которого вы сошли, марсельский. Потом увидел, что у вас загар, который можно приобрести, только побывав на побережье Средиземного моря минимум дней десять. Из того, что у вас на среднем пальце правой руки имеется несмываемое чернильное пятно, заключил, что вы писатель. По манере держаться вы врач, а покрой платья лондонский. Таким образом, сведя все наблюдения воедино, я сказал себе: вот он, Конан Дойл, — прославленный творец великого сыщика Шерлока Холмса!...

В книге историка литературы Павла Фокина «Гумилёв без глянца» мне очень понравился один забавный момент, который я хочу пересказать вам. 

Поэт Серебряного века Николай Степанович Гумилёв при всех своих талантах и достоинствах был полнейшим профаном в музыке: не любил, не знал и не понимал её. Он настойчиво утверждал, что о музыке можно говорить всё, что угодно: потому как её, будто бы, не понимает никто.

Однажды в редакции «Всемирной литературы» Гумилёв встретил очень интересного человека – Николая Александровича Бруни – который был многогранной и разносторонне одаренной личностью: он был поэтом, художником, музыкантом, прозаиком и даже боевым лётчиком, причём Георгиевским кавалером. Также он считался ученейшим и авторитетнейшим музыковедом. Завидев столь уважаемую персону, Гумилёв сказал своим приятелям: – Сейчас я с ним заведу разговор о музыке, а вы слушайте! Только вот о чем?... О Бетховене!... Что там Бетховен написал? Ах, да, «Девятую симфонию», знаю такую…

Гумилёв подошел к Бруни и завел такой разговор: – Как я рад вас видеть, дорогой Николай Александрович! Именно вас! Знаете, я вчера всю ночь почему-то думал о Бетховене. По-моему, у него в «Девятой симфонии» мистический покров превращается в нечто контрапунктически-трансцедентное лишь к финалу… Вы не согласны? В начале тематическая насыщенность несколько имманентна… как, например, в ноктюрнах Шопена…

В продолжение прошлой заметки есть ещё одна замечательная история на тему толстовского тезиса «деньги – это зло!».

Ну, вот придумал это утверждение выдающийся писатель и небедный граф, и замечательно – великий философ имел на это право. Особенно учитывая, что семья Толстого совершенно не бедствовала. Однако в реальной жизни Лев Николаевич пользовался своими денежными средствами без какого-либо омерзения.

8-го октября 1906 года первым русским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе, мог бы стать великий творец, публицист и философ Лев Николаевич Толстой. Мог бы, но не стал. Потому, что сам отказался от неё! Причём, Толстой стал первым человеком в истории, который отрёкся от престижной золотой награды вместе с её внушительной денежной составляющей.

В начале XX века размер Нобелевской премии составлял 150 000 шведских крон, что было равно 42 000 американских долларов. В наше время лучшим литераторам в Стокгольме вручают больше 1-го миллиона долларов. Так, например, в 2007 году английская писательница Дорис Лессинг получила чек на 1,5 миллиона. Задам простой и откровенный вопрос, так сказать, прямо в лоб: кто из нас читал её творения?... Или вот вопрос ещё проще: кто-нибудь вообще слышал это имя – Дорис Мэй Лессинг?...

На склоне лет Лев Николаевич Толстой свои бессмертные мысли диктовал для записи редко, обычно он писал сам. Но делал это крайне неразборчиво. Почерк у великого писателя был отвратительным. А в старости так вообще стал совершенно нечитаемым. В доме у Толстых было заведено своего рода соревнование: кто первым разберет не поддающееся расшифровке место из черновиков.

Случалось, что никто не мог разобрать. Тогда шли к автору. Лев Николаевич наклонялся над рукописью, щурился, вчитывался... и наконец, покраснев, объявлял, что он тоже не может понять, что же тут такое накарябано...

Тема свежего номера интернет-журнала «ПЗ» – интересные заметки о знаменитых литераторах.