Удача представляла собой четыре тяжеленные сумки и две огромные коробки с колониальными товарами. Люди старшего поколения помнят джинсы-варенки и модные джемпера с надписью «BOY» на груди. Вот этим турецким ширпотребом и были забиты мои баулы. И был еще главный итог заморских странствий – два ковра, купленных на стамбульском рынке Гранд Базар. Они были свернуты в один большой рулон. Короче, одному человеку всё это было не унести, и поэтому меня провожали на поезд пятеро друзей. Причем, рулон с коврами несли двое – настолько он был тяжел и неудобен. Посадили они меня в вагон, помахали в окно, и я двинулся в путь.

Но было одно но. Поезд был не прямой, а с пересадкой в Ростове-на-Дону. И всё то, что до этого пёрло шесть человек, мне пришлось таскать по перронам одному. Потому как в те годы вокзальные носильщики вымерли как класс. Я хватал две сумки, переносил их метров на двадцать, и возвращался за следующими. И вот такими челночными марш-бросками моя кучка постепенно перемещалась к месту посадки. Я узнал на какой перрон прибудет мой поезд, рассчитал расположение своего вагона, и заранее туда всё перетащил. Стоял, щурился на весеннее солнышко и ждал прибытия.

И тут произошло непредвиденное – к вокзалу Ростова очень медленно, в облаках черного дыма и густого пара приблизился очень странный состав. Это был не просто странный поезд, он был страшным. Очень грязным, с облезлой краской, со старыми вагонами, и с разбитыми стеклами. И запряжен он был натуральным древним паровозом. То, что произошло дальше, вызвало шок у всех очевидцев – из вагонов выскочили какие-то изможденные, пыльные люди и бросились к водным гидрантам. Они стали жадно пить воду, набирать ее в чайники и банки, некоторые стали тут же умываться, возникла ужасная давка и суета. Видать у них в вагонах совсем не было воды. Никто из них не улыбался и не смеялся, даже дети, которые плескались в воде, что было весьма удивительно. У всех пассажиров поезда-призрака были какие-то уставшие и скорбные лица. А у некоторых были грязно-белые повязки бинтов на руках и головах.… И тут по трансляции объявили, что на станцию прибыл внеплановый поезд из Владикавказа. Оказывается, это был состав с беженцами из Южной Осетии. В ту весну Грузия пыталась силой удержать мятежную республику в своих границах. И вот они – ужасные лики той войны – люди, которые вырвались из Ада на том, что железнодорожники в срочном порядке смогли собрать на свалке…

Из шокового оцепенения меня вызвало объявление о том, что мой поезд будет подан на другой путь… «Приносим свои извинения!». Ну конечно, после увиденного можно и не приносить никаких извинений. Одно плохо - все то барахло, что я перетаскивал медленно и торжественно в течении получаса, теперь нужно было успеть донести до своего вагона за пятнадцать минут. Ровно столько была стоянка.

По закону подлости мой стыковой поезд оказался на самом дальнем перроне, а вагон в самом конце состава. И путь туда лежал через переходный железнодорожный мост, а это означает пятьдесят ступенек вверх, и столько же вниз. С сумками и коврами. Всё тем же челночным способом - короткими перебежками с двумя предметами в отвисших и онемевших руках.

Говорят, что своя ноша не тянет. Тянет! Еще как тянет! Особенно тяжелыми оказались ковры, и я уже десяток раз пожалел, что их купил. Вот как совершал очередной марш-бросок с коврами на плече, так и жалел. И проклинал того турка, который мне их втюхал. Свои коробки я забрасывал в тамбур на последних секундах стоянки. А потом поезд тронулся, и ковры я зашвырнул уже на ходу. Еле успел сам заскочить. Проводница орала как паровозный гудок…

И вот лежу я в тамбуре на своих баулах, натурально как собака высунув язык, а проводница мне и говорит: «Ты мне язык не показывай! Ты мне лучше билет свой покажи! И квитанцию на багаж». .. А у меня нет сил даже язык во внутрь убрать. Отдышался только через пару минут…

И вот вы у меня спросите, ну и где тут заявленный в начале рассказа розыгрыш? И я отвечу. Когда я стал переносить всё свое добро из тамбура в купе, то из рулона с коврами с легким шелестом выскочил большой ЛОМ. Очень большой. Килограммов двенадцать… А я еще думал – ну почему эти ковры такие тяжелые? Они же вроде легче были. И тут сразу стали понятны ехидные выражения лиц у моих товарищей, которые махали мне вослед в Новороссийске…

Причем, этот ломик упал прямо под ноги проводнице.

- Что это!? – спросила она.

- Это подарок вам – ответил я – вам же нужно чем-то уголь для печки колоть?...

- Ах, и в-правду, ломика-то у меня и нет… вечно хожу у соседей прошу… спасибо вам большое!

- Это не мне спасибо, а тем нехорошим людям (тудыт-растудыт-перерастудыт), которых я считал своими друзьями!

Вот такая неожиданная польза была от того ломика - он мне заменил багажную квитанцию, которую я не смог оформить. Это был апрель 1992 года. Время, когда осколки бывшего Советского Союза начали воевать между собой.