Стоял-стоял актёр Александр Спицын и вдруг придумал. Он произнёс: – Ох, падаю… Сволочи!... С глушителем!... И упал.
Лушка выбежала на сцену почти вовремя, но тряслась она над коварно убитым председателем не от плача, а от хохота.
|
Вторая история о театральных оружейных ляпах. В Пермском театре оперы и балета шла опера Джакомо Пуччини «Тоска». Там, как известно, главного героя – художника Марио Каварадосси – расстреливают. На сцене были сооружены масштабные декорации, крепостная стена и лестница вниз. По ней конвойные вели героя на эшафот. Внизу стояла группа солдат-статистов с ружьями. В каждом стволе по одному холостому заряду. Командой для выстрела была сабля, поднятая вверх офицером. На одном из спектаклей офицер абсолютно некстати начал медленно поднимать саблю, и кто-то из статистов не выдержал и выстрелил. Остальные за компанию тоже стали палить без разбору. А ведь это была опера и герою ещё нужно было пропеть до конца свою арию с прощальными словами…
Возникли две проблемы. Во-первых, как можно петь, когда расстрельная команда всадила в тебя полдюжины пуль? Живучий, однако, художник Каварадосси попался… И, во-вторых, когда артист допевал свою арию и уже был готов к смерти, убивать его оказалось нечем…
Но среди стрелков остался один – тот, который не стрелял. Он, понимал, что от его единственного выстрела зависит драматический апофеоз всей оперы. И дабы не «промахнуться», солдат поднялся на эшафот и выстрелил в героя в упор. После чего все участники действия выдохнули спокойно. Кстати, говорят, что в тот вечер зрители даже не заметили в опере Пуччини ничего необычного.
|
И третья история о досадной осечке произошла в 1998 году в московском драматическом театре «Школа современной пьесы». Режиссёр Иосиф Райхельгауз поставил тогда знаменитую «Чайку» Антона Чехова в своей трактовке. На главную роль Константина Треплева был приглашён Виктор Шамиров – выпускник режиссёрского факультета ГИТИСа.
Однажды Райхельгаузу сообщили, что на спектакль специально из Санкт-Петербурга приехал известный драматург Александр Володин. Режиссёр разнервничался и стал ждать финала спектакля, потому что не знал, как драматург оценит его необычную трактовку. Ведь в классической постановке Константин Треплев совершает самоубийство за кулисами, зрители этого не видят, они только слышат звук выстрела. А потом узнают о трагическом происшествии от доктора Евгения Дорна, который выходит со знаменитой фразой: «Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился». Так было задумано у Чехова. А вот по версии Райхельгауза молодой человек убивает себя у всех на виду, прямо на сцене – герой обстоятельно прилаживает ружьё, натягивает верёвку, привязанную к спусковому крючку, и стреляет в себя. Можно ли ругать художника за то, что он именно так видит кончину персонажа, придуманного Чеховым? Публичную такую кончину. Наглядную… Ну да ладно…
На спектакле с важным гостем Володиным, сидевшим в зрительном зале, подошла финальная сцена. Константин Треплев выслушал монолог Нины Заречной, повозился с ружьём, дёрнул за веревку… а выстрела не последовало. У режиссёра Райхельгауза по спине побежали мурашки – финал под угрозой. Треплев ещё раз дернул за верёвочку и вновь ничего не произошло…
И тогда Виктор Шамиров, игравший неудачливого самоубийцу, как-то неуклюже и совершенно некстати топнул ногой, повесил на ружьё шапочку и лёг на сцену. Райхельгауз пришёл в ужас – финал действительно сорван, правда зрители всё равно аплодировали. После спектакля расстроенный режиссёр ждал у выхода важного гостя из Петербурга.
Драматург Александр Володин выбежал из зала с распахнутыми объятиями и стал громко эмоционально говорить: – Гениально! Великолепно! Грандиозное режиссёрское решение – Треплев не стреляется и остаётся жив! Это лучшая «Чайка» в моей жизни!
|