А вот Иван Николаевич Крамской новых веяний в живописном искусстве не одобрял и продолжал работать в классическом стиле. Вспомните самую знаменитую его работу – таинственную «Неизвестную». Ведь это не картина! Это – фотография! Настолько она тонко прописана.
Признаюсь честно, картина с неизвестной дамой в коляске на Невском проспекте является самой первой в моей жизни, она – яркое пятно из самых ранних моих детских воспоминаний. Первая встреча маленького человека с Прекрасным Искусством. Репродукция незнакомки висела в моём доме в гостиной над диваном, и я, мальчишка лет 4-х, очень любил её рассматривать: перья и жемчуг на бархатной шляпке, атласные ленточки и меховую муфту на руках, ну и, конечно же, загадочный, царственный и немного грустный взгляд прекрасных глаз.
Но больше всего моё внимание привлекали две непонятные белые шишочки-пимпочки по краям коляски. Мне они напоминали керамические изоляторы для электропроводки – витые пары шнуров в толстом матерчатом покрытии оплетали стены нашего старого дома. Помню, что никак не мог добиться от взрослых внятного ответа на два любопытных (совершенно недетских) вопроса: для чего нужны электроизоляторы в коляске и почему на них нет проводов? Кто бы мог тогда подумать, что мальчик в малиновых штанишках с толстым начёсом, рассматривающий картину с загадочной красоткой в беспроводном ландо, спустя 20 лет получит диплом морского электромеханика, который ему совершенно не пригодится...
В общем, на примере всего одного полотна можно сделать вывод, что Иван Крамской был приверженцем максимального реализма в живописи.
И вот однажды художник Крамской написал портрет художника Сурикова (того самого любителя крупных и размашистых мазков). После завершения позирования Суриков взглянул на своё изображение и заявил: – Ну как же так! Ни одного мазка. Всё так гладко. Хоть на лбу положите мазок!
Автор картины Крамской усмехнулся: – А где вы видели мазки на лице?... Ну ладно, вот вам мазок! – и положил, действительно, один, едва заметный. Как и просил приятель – прямо на его портретный лоб.
После этого на полотне, с его обратной стороны, появилась надпись: «Писал Крамской», а под ней ещё один росчерк – «Исправлял Суриков».